Жажда. Роман о мести, деньгах и любви

Работал он по ночам, ведь недаром он был ночным сторожем. Днем Миша был предоставлен самому себе. Жалованье ночного сторожа общежития было пустяковым, хватало его на несколько банок консервов, сигареты, а иногда в конце месяца, если оставалось что-то, Миша покупал бутылку-другую пива и устраивался перед телевизором, усы антенны которого были обмотаны фольгой для лучшего приема. Он прихлебывал пиво, смотрел старые передачи, снимавшиеся телеканалами еще в прежнее, беззаботное время, и на душе у Миши становилось немного легче, и книжная полка, на которой вместо книг стояли кактусы, мнилась ему каминной полкой в собственном доме, а кактусы принимали форму китайских вазочек. Он стал искать возможность подработать. Кто-то рассказал ему о бирже сезонных рабочих на пересечении кольцевой и Ярославского шоссе, и Миша стал ездить туда ежедневно. Он оказался в окружении изнасилованных жизнью мужчин, готовых на любую работу, лишь бы получить за нее хоть что-то. Порой он возвращался в комнатушку ни с чем, но иногда в конце дня в его кармане хрустела бумажка, выданная хозяином коттеджа, которому требовалось что-то перекопать, снести, спилить – не все ли равно. За это время Миша изменился совершенно: кожа на лице почернела и задубела от вечного ветра, сквозящего над Ярославским шоссе, дующего над полями коттеджных поселков. Суставы пальцев раздуло от работы на морозе. Одним словом, из недавнего слегка заплывшего служащего Миша превратился в сухопарого жилистого работягу. Характер его приобрел множество скверных черт. Спокойный с виду Плешаков лелеял в груди тлеющий огонек ненависти, не обращенной к кому-либо персонально и одновременно с этим направленной против всех. Этот огонек вносил в Мишино существование смысл, согревал, когда приходилось носить бетон в ведрах, таскать кирпичи, разгружать арматуру. Его не раз обманывали, выбрасывали за ограду, не заплатив ни копейки, но попадались иногда и нормальные «коттеджники», эти хоть и требовали, придирались, но платили. Праздником для шабашников вроде Миши было найти «лоха» – ничего не понимающего в стройке простака с деньгами, которого запросто можно было облапошить и при этом получить чуть больше обычного.

Однажды возле толпы работяг остановился большой автомобиль, хозяин опустил стекло, окликнул старшего. Миша стоял совсем рядом и сразу узнал господина Лупарева. Когда-то Миша работал на него – в те канувшие в Лету дни благополучия, когда и квартира, и автомобиль казались собственными. Сашенька, а это и впрямь был он, понял наконец всю тщетность своих попыток соответствовать сливкам общества и решил переселиться в собственные чертоги, расположенные в месте не столь помпезном и снобическом, каким является Николина гора, а где попроще. Сашенька разогнал всех работавших на него сотрудников, заложил банку кирпичный заводик, который все же чего-то да стоил, и на эти деньги вел сейчас строительство собственного дома. Накачанные прежде цены на земли и строительство каждодневно худели, у Сашеньки было полно валюты, день ото дня возраставшей в цене, и ничего не осталось дороже и желаннее в России, чем американская стодолларовая бумажка. Лупарев, которому нечего было делать, как и многим, оставшимся не у дел по причине финансовой катастрофы, занимался строительством своего дома самостоятельно и очень гордился тем, что у него получается вести это созидательное предприятие весьма успешно и без излишних затрат.

В тот день он приехал за очередными «рабами» – так он называл тех, кто работал на его стройке. Платил им Сашенька неохотно, предпочитал часто менять «рабов» и почти ничего им не платить. Он называл это «сокращением издержек». Сашенька, разумеется, не узнал Мишу, и тот оказался сперва в его машине, а затем и на стройке. Плешакова определили такелажничать: разгружать машину с бетонными блоками. Двое рабочих стояли в кузове грузовика и закрепляли трос на поддонах с блоками, Миша снизу руководил крановщиком, указывая ему, куда опускать поддоны, выкрикивал то «вира», то «майна», и, конечно же, не его вина в том, что трос на одном из поддонов был закреплен плохо. Блоки рухнули с высоты в несколько метров, один из них ударил Мишу в плечо, тот охнул от боли и упал. Лупарев мгновенно оказался рядом и, увидев, что несколько блоков от падения раскололись, пнул Мишу ногой в спину:

– Ты, придурок! Портишь мне тут все, вместо того чтобы нормально работать! Вали отсюда!

Миша, охая, встал. Плечо ужасно болело, ныла спина от лупаревского пинка. Работяги проводили его безразличными взглядами, охранник поселка вывел его прочь. Миша попросил его показать дорогу до ближайшей станции и охранник брезгливо махнул рукой на восток: «Там автобус, до станции три остановки». Миша побрел туда, к остановке, очень долго ждал автобуса, продрог, но, к счастью, автобус все-таки пришел, электрички на Москву шли без перерыва, в вагоне было тепло, и Миша, которому досталось место, уснул, разморенный этим теплом и своими ноющими побоями. Разбудил его чей-то резкий голос.