Февраль и снег – как дерево и лист, и вот началась метель, буран закружил между гаражами, закручивая белые спирали, разбивая их в прах, чтобы из него тут же создать новые. Печка в «жигуленке» работала исправно, и Миша, пялившийся в близкую метельную стенку, начал позевывать, потягиваться, склоняться над рулем. Он пришел в себя от того, что лбом надавил на клаксон, раздался резкий, совсем неуместный в его деле звук, и тут же впереди сквозь полупрозрачную завесу мелькнули фары. Миша не мог разобрать, ее ли это машина, и обругал метель, причем вышло у него даже в какой-то степени филологически изысканно, как бывает лишь в момент произносимых с душой экспромтов.
Она! Она! Ее машина! У Миши с собой был игрушечный, то есть не вполне игрушечный, если говорить о его поражающей способности, но все же смешной в сравнении с настоящим оружием пневматический пистолет. По Мишиному разумению этот предмет для заколачивания гвоздей, предъявленный одинокой женщине темным вечером в гаражной скупой освещенности, должен был выглядеть чрезвычайно убедительным. С его помощью Миша рассчитывал совершить большую часть задуманного, пустив в ход руки лишь для осязания добычи. Засунув пистолет в карман своей коротенькой дутой куртки, он вышел из машины, что было, конечно, совсем не так, как показывают в кино, когда в казавшемся герою прежде безопасным (или, наоборот, опасным) углу вдруг оживают две автомобильные фары и сам автомобиль уж несется на всех четырех к жертве и резко останавливается, словно конь перед барьером, из машины появляется злодей, он все делает резко и скоропостижно. Он стреляет, кричит, ворчит, вводит жертву в состояние отупелости кролика перед удавом, он набрасывает путы, он молниеносен и неотвратим, как очередь за билетами на добротный футбольный матч. А Миша просто заглушил мотор и пошел вперед, и сделал все очень спокойно. Он не сомневался в успехе, он знал, что ударить женщину, оказывается, совсем несложно, и даже готов был начать именно с этого, но к своему удивлению обнаружил, что на машине вместо дамочки приехал какой-то парень. Весьма уверенный в себе, весьма добротно одетый, весьма крепкий и весьма отдаленно напоминающий, а вернее, и вовсе не напоминающий одинокую жертву. Он ловко управился с гаражными воротами, повернулся, увидел стоящего неподалеку Мишу, хмыкнул и сказал:
– Здорово, грабитель женщин!
Миша не успел и словом перемолвиться с этим нарушителем планов, как тот, совершив резкий прыжок, соорудил прямо в воздухе какую-то самурайскую фигуру и с таранной силой въехал в Мишино тело своей ногой.
Что было после, Миша помнил смутно. Его некоторое время били, притом ногами и очень больно. Этот парень уж точно знал свое дело на высший балл, и каждый раз, когда Мише казалось, что уже вот-вот – и этот ужасный снежный человек прекратит его истязать, как тот вновь с прежней силой начинал орудовать обутыми в фасонистые башмаки ступнями сорок седьмого размера, да еще и добавил к ним кулаки величиной со средний кочан капусты.
Но у всего в этом мире есть конец, особенно у неравных поединков. Вот для чемпиона в тяжелом весе прозвучал удар его внутреннего гонга, он наклонился, зачерпнул полную горсть снега, натер им свою разгоряченную физиономию, поднял голову, взвыл совершенно по-волчьи и ударил себя кулаком в грудь. Миша лежал без всякого движения, но снег все еще таял, касаясь его лица, и сознание, пусть и очень смутное, так и не покинуло его. А ловкий здоровяк склонился над Мишей, увидел, что тот вполне пришел в себя, и погрозил пальцем:
– Даже и не думай повторить, грязный орк.
Миша с трудом разлепив губы просипел:
– Ты кто?
– Том Бомбадил, он же морж в рыбьем пальто, – с громогласным хохотом ответил этот веселый толкиенист и пошел себе, хрустя снежком, восвояси. А Миша пополз в другую сторону.
Глава 7