Жажда. Роман о мести, деньгах и любви

– Первым делом, дорогой мой мсье племянник, ты как следует закуси. А перед этим давай-ка, хлопни рюмочку.

Сергей потянулся за рюмкой, сшиб стакан с клюквенным соком, который тут же растекся по скатерти кровавым пятном. Он, конечно, растерялся, так как Наташу увидеть не ожидал, думал, что дядя пригласит его в кабинет, расскажет о деле, за которое он, Сергей, тотчас должен взяться. Улыбка Наташина его оглушила, и Сергей ощутил беспокойство. Он понял причину своей тревоги: просьба Наташи скрыть от Мемзера их крошечное приключение, просьба, на которую он почти не обратил внимания, теперь, в присутствии дяди, мгновенно и значительно увеличилась, обратилась в тайну, которая связала его с Наташей. Он вспомнил их короткую прогулку, свое внезапно вспыхнувшее желание, и ему вдруг сделалось стыдно. Сергей схватил салфетку и принялся промакивать скатерть, а дядюшка со смехом мешал ему, отводил руку, и скатерть оказалась совсем забрызгана красными каплями, несколько упало на пол. Еще так недавно он лежал в постели – и вдруг теперь оказался в поблескивающей столовой и, как во сне, страдал от того, что не может ничего сделать с этим пятном, что он все безвозвратно испортил, что его сейчас навсегда прогонят. Тут вдруг Мемзер поднялся и сказал:

– Сережа, я понимаю, что это не совсем гостеприимно, но уже поздновато, нам с тобой пора.

– Куд-куда? – по-куриному вышло у Сергея, он растерянно хлопал глазами, все еще держа пропитанную красным соком салфетку.

– Ты все увидишь, не спеши, – сказал Мемзер, и глаза его засветились знакомым Наташе огоньком. «Какая чепуха. Что за гадость втемяшилась ему в голову?» – подумала Наташа с раздражением. Она задержала его в столовой и тихо, так, чтобы ни в коем случае не услышал Сергей, спросила:

– Куда вас несет? Что ты собираешься делать? Я требую, чтобы ты мне сказал, куда ты едешь!

– Зажигать, – ввинтил модное словечко Мемзер, в надежде вызвать еще одну прекрасную улыбку, и потрепал ее по щеке. Она дернулась, он медленно отвел руку и вышел.

Наташа вернулась в столовую, постояла в раздумье за стулом, на котором только что сидел Сергей, с раздражением посмотрела на испорченную скатерть, взяла с тарелки несколько виноградин, одну за одной запихнула в рот, немедленно подавилась, закашлялась до слез, едва отдышалась и, выйдя из столовой, поднялась к себе.

– Скотина, – вслух произнесла Наташа, оставшись совсем одна за плотно прикрытой дверью спальни. – Связался черт с мальчишкой, с младенцем, с лопухом! Теперь еще познакомит его с какой-нибудь стервой, с блядью, а та его чем-нибудь наградит. И все, конец. Вот ничего и не выйдет!

Она стала быстро раздеваться, беспорядочно кидая вещи на пол, и вдруг, как была, со спущенной на одну сторону бретелью, упала на кровать и разревелась, как самая обычная баба. Были в ее рыданиях горькая обида и разочарование избалованной девчонки, которой не дали сладкого. Поплакав немного, она успокоилась, еще раз хорошенько выругала мужа и, облегчив таким образом душу, легла спать. Ей тут же приснилась клубничная грядка и лежащий поперек нее деревянный шест с прибитым на конце скворечником...

* * *

Мемзер передвигался по городу в огромном черном «кадиллаке», задние сиденья которого трансформировались в уютный полукруглый диванчик, чем-то похожий на то самое приснопамятное купе поезда Сочи – Москва. В салоне было уютно, тепло и пахло одеколоном «Шанель» и сигарами.

– Куда мы едем? – Сергей провалился в мягкость дивана и чувствовал себя полночным плейбоем.

– В мой офис, – Мемзер протянул руку, отворил дверцы бортового бара, жестом пригласил Сергея – «угощайся», – а сам достал сигару и, воспользовавшись вместо ножичка зубами, как когда-то во Вьетнаме, откусил сигаре кончик, чиркнул длинной спичкой. – Там единственное место, где можно спокойно поговорить, никто не подслушает и высоко. Ты любишь высоту?

– Нет, – честно признался Сергей, – я боюсь высоты.

– Ничего, – усмехнулся Мемзер, – привыкнешь...

Лифт привез их на сорок третий этаж. На этаже дежурили двое, в одном из них Сергей узнал командующего духовым оркестром на перроне. Мемзер попросил открыть свой кабинет, пригласил Сергея следовать за собой и включил легкий, ненавязчивый свет.

– Располагайся где хочешь.

Кабинет был большим и скорее напоминал квартиру: мебель старинная, окна задрапированы глухими шторами, вместо письменного стола конторка, за которой Мемзер любил работать стоя. Он подшучивал по этому поводу, говоря, что сам себе напоминает Акакия Акакиевича или кассиршу из «Уолмарт»[2]. У стены стояли два кресла, между ними торшер, небольшой журнальный столик, на противоположной стене висел портрет неизвестного Сергею господина. Приглядевшись, молодой человек догадался, что это Гулливер в стране лилипутов, сами же лилипуты были едва заметны и копошились где-то между каблуков Свифтова детища. Мемзер заказал портрет известному московскому художнику и щедро заплатил тому за работу.

Сергей был рад, что опознал портрет. Теперь просто было начать беседу:

– Дядя, а почему именно портрет Гулливера?