Жажда. Роман о мести, деньгах и любви

Еще в семнадцатом веке, в Голландии, население целой страны вот так же, ничего не делая, забросив ремесла и прогресс собственной личности, продавало друг другу тюльпановые луковицы. Пустячная с виду праматерь цветка за несколько лет выросла в цене в сотни раз! За луковицы определенных видов платили золотом, платили вперед, платили столько, что такого количества цветов голландская земля просто не в силах была взрастить. Торговали уже не цветами, а долговыми расписками, устроив биржу. О том, что все они актеры театра абсурда, голландцы как-то не думали. Никому не пришло в голову, что предмет, из-за которого они сходили с ума, просто не может столько стоить. Да и к чему задумываться, если состояния росли, как ряска на стоялой воде? Делай деньги, остальное – чушь, не заслуживающая внимания. Голландская тюльпанная Фата-Моргана растаяла бесследно на глазах у сотен тысяч луковичных спекулянтов. Почти все они оказались разорены, а страна лишилась своих мировых позиций, перехваченных британскими пронырами. Вот так же, думал Мемзер, дело обстоит и здесь, в России. Незачем строить сложные экономические прогнозы, достаточно взглянуть на стоимость жалкой крохотной квартирки в пропахшей мышами панельной пятиэтажке. Тридцать квадратных метров неровного пола и бумажных стен не могут стоить, как вилла у Средиземного моря, – это абсурд. Место, в котором подобному абсурду допускается существовать, обречено по определению.

Мысль о мщении этому городу, этой стране, людям, ее населяющим, пришла однажды к Мемзеру так же, как она пришла к Ленину после казни старшего брата Александра. Народовольца, бомбиста, покушавшегося на царя, повесили, а младший брат приехал в запломбированном вагоне из Германии и утопил страну в крови. Отомстил. В молодости Мемзер часто слышал этот анекдот и посмеивался. Окончательно смысл анекдота был им понят лишь после расстрела отца – вот когда Мемзер вспомнил этот недурной образчик советского народного фольклора, вспомнил и воспринял как руководство к действию. Месть – сильнейший из мотивов, жажду мести невозможно утолить, когда делаешь это целью всей жизни. Она лишь ослабевает, притупляется, но никогда не исчезает. Жажда мести привела Мемзера на вершину могущества смертного человека. У него оказалось все, включая скрытую, реальнейшую власть над миром. Месть сделала его членом мирового клуба менял, каждое действие которого было обеспечено любым количеством золота. Месть в нем никогда не утихала, и когда вновь окрепший, вставший на ноги вьетнамец Нам Кам сообщил, что не видит никаких преград для возврата к старому бизнесу, Мемзер охотно поддержал его начинание. «Чем хуже здесь будет, тем лучше остальным. Тем лучше мне». Он лукавил, говоря Сергею, что ему безразлична судьба России. Мемзер рассчитывал дожить до конца ненавидимой им страны. Его безграничные на первый взгляд возможности ограничивались известными всякому рамками – неминуемой смертью. Но Мемзер в смерть не верил. Он вообще рассчитывал жить долго. Очень долго.

Глава 11

– А это еще что такое? – офицер американского флота Дон Уолш с недоумением смотрел, как его напарник-француз собирается взять с собой на борт накрытую чистейшим белым платком корзинку для пикника.

– О! Здесь у меня бутылочка шабли, две дюжины крупных устриц, свежайший нормандский хлеб и немного белужьей икры, – Жак Пикар, капитан «Триеста», длинной бронированной сигары, качающейся там, внизу, на легких волнах Тихого океана, удивительно спокойных в последние два дня, любовно погладил корзинку. – Нам предстоит что-то вроде первого полета в космос или высадки на Луну. Так почему бы не отметить это прямо на месте, когда мы очутимся на дне?

– Ты оптимист, – военный моряк покачал головой. – На дне нас, может быть, раздавит.

– Я француз, а все французы прирожденные оптимисты. Только оптимисты могут есть лягушек, – сверкнул улыбкой Пикар. – Начнет давить, и мы разопьем вино. В любом случае бутылка не пропадет, отметим ею нашу героическую кончину. Ну что? Полезли вниз?

– Ты даже не понимаешь, насколько сильно ты сейчас сказал. «Полезли вниз»! Ниже не бывает, старина! – расхохотался американец и стал спускаться по трапу с палубы эсминца туда, где ждала моторная шлюпка, готовая доставить их на «Триест»...