Жажда. Роман о мести, деньгах и любви

Спустя полгода под Москвой началось строительство, которым руководил лично Агамемнон, прозванный простоты ради Геннадием – Геной для самых близких. К таковым относились Мемзер и один весьма известный политический деятель, который вошел в наблюдательный совет предприятия. Присутствие лица такого уровня обеспечило стройке государственное финансирование, надежную охрану и столь желанный режим секретности. Со временем круг попечителей лаборатории несколько разросся. Так, не бог весть что, всего на несколько человек, каждый из которых внес в фонд исследований существенную сумму. Политический деятель не внес ничего, но ему никто и не пенял на это, его даже хотели избрать председателем, но он взял самоотвод, отшутился, что, дескать, и так уже много где председательствует, достаточно.

Местом строительства был выбран лес, преимущественно хвойный, с корабельными соснами и елями, каждая из которых помнила по меньшей мере войну с Наполеоном. Проектированием занималась целая мастерская из института «Моспроект», причем с каждого архитектора взяли подписку о неразглашении, а о конечном назначении объекта не знал никто, включая руководителя мастерской Провоторова, который, впрочем, был человек спокойный, преподносил себя с тихим достоинством, в споры не вступал, и когда Агамемнон начал вносить в проект кое-какие изменения, перечить ему не стал, а сделал как просили. Сооружение здания, больше походящего на атомный бункер, – задача не из легких. Котлован глубиной в десятки метров рыли восемь огромных экскаваторов, материалы на стройку доставлял транспортный вертолет, а близлежащие бетонные заводики были загружены одним-единственным заказом – требовались тысячи кубометров специального прочнейшего бетона. Толщина бетонных стен в земле достигала трех метров: попади в здание ядерная бомба, подземная часть уцелела бы с абсолютной на то гарантией.

Строителей на спецобъект Агамемнон собирал по всей стране. Через федеральные архивы были получены сведения о людях, строивших в свое время атомные электростанции, плотины и секретные оборонные объекты – ракетные шахты. Были там и метростроевцы. Городок строителей состоял из людей с высшим образованием, и никто из них ни разу не посетовал на то, что здесь им приходится трудиться обыкновенными рабочими. С каждого также была взята подписка о неразглашении, а эти люди к подобного рода вещам были привычны, к тому же некая аура секретности всегда заставляет людей сплотиться и позабыть о собственных амбициях ради большого государственного дела.

Строительство велось круглые сутки, Агамемнон поселился здесь же, неподалеку, в отдельном домике, и, казалось, проводил на стройке все время, не нужное ему для сна, а спал он часов пять, не больше. За требовательность и педантизм его, как водится, недолюбливали, за глаза все называли «Рыжий», порой прибавляя к этому прозвищу еще одно словечко из забористого строительного лексикона. Но дело спорилось, и приземистое зеркальное здание, с высоты птичьего полета напоминавшее гигантскую оранжерею, появилось на свет спустя всего полгода после начала строительства. Прилегающая к нему лесная территория площадью в тридцать гектаров была обнесена каменным забором шестиметровой высоты. За первым забором был выстроен второй, из колючей проволоки, через каждые сто метров стояла вышка, на которой дежурил автоматчик. Хвойный лес был нашпигован камерами постоянного наблюдения и всякими электронными штуками, позволяющими засечь любое движение.

В верхних этажах здания не велось никаких работ. Там вообще никто никогда ничего не делал – это было несколько этажей совершенно безжизненных, существующих для внешней декорации. Сейчас можно прослушать все, что говорится внутри такой вот стеклянной коробки, с космического спутника-шпиона, поэтому верхнее здание молчало, а все работы велись глубоко под землей. Из здания имелось два выхода, причем один был оборудован асфальтированной дорогой, и при необходимости можно было покинуть бункер на автомобиле, за считанные минуты оказавшись неподалеку от пригородного шоссе.