Жажда. Роман о мести, деньгах и любви

Наташа лежала с закрытыми глазами и улыбалась, Сергей поднялся на локте рядом с ней, забившись в узкую щель, оставленную для него ревнивцем-диваном. Это был ее вечер, ей было хорошо от того, что мечта ее осуществилась так легко, что теперь на любой срок, какой она только захочет, все будет так же, что впереди целый мир. Она совсем не думала сейчас о муже, о любой опасности, она получила свое и никому до этого не может быть дела... Она была Евой, сорвавшей яблоко в раю.

Наташа ушла через час. Попросила проводить ее только до двери подъезда, и когда Сергей стал возражать, она раскрыла свою маленькую сумочку и он увидел, что в сумочке лежит крохотный, но с алчным жерлом дамский пистолетик. Это был сорок пятый смит-вессон, подарок Мемзера, от которого она сначала пришла в ужас, а потом привыкла и повсюду носила его с собой. Идти ей было всего ничего, пусть он не волнуется, она позвонит, когда будет дома.

– У меня заняты все будние вечера. И знаешь, чем? – Наташа лукаво улыбнулась и добавила: – Думаю, в пятницу мы сможем увидеться снова. Приходи завтра, я что-нибудь приготовлю, мне хочется кормить тебя.

Она прошла по занесенному снегом скользкому тротуару, перешла через улицу, позвонила, вошла в прихожую. В доме было пусто, она поднялась к себе, принялась переодеваться и с удивлением обнаружила кровь на белой кофточке. Потом все вспомнила – это от его порезанной руки, когда он обнимал... Свернула кофточку и запрятала ее подальше в шкаф, мимолетно подумав, что могло бы случиться, будь муж дома. Если бы он увидел, можно себе представить, что тогда началось бы.

– А ведь его не обманешь, – вслух сказала Наташа. – Впрочем – это еще вопрос.

Она подошла к зеркалу, шутливо погрозила пальцем:

– Девушки, если ваш муж хитрый старый еврей, то у него обязательно будут большие рога. Да?

Еще немного покривлялась перед зеркалом, удивляясь сама себе, той легкости, с которой она отдалась Сергею. Вспомнила про испачканную кофточку, подумала, что совсем не случайно ей так повезло, и совершенно успокоилась. Потом, очень скоро, вернулся Мемзер, чем-то слегка раздосадованный, а она смотрела на него и не узнавала. Она словно никогда до этого не слышала его голоса, не понимала, о чем он рассказывает, ей вдруг захотелось просто встать и уйти, и она с трудом сдержалась.

– С тобою все в порядке? – неожиданно спросил Мемзер, прервав свой рассказ о сегодняшних своих не очень приятных встречах с какими-то банкирами. – Ты выглядишь как-то... странно.

– Что же во мне странного?

– Чему ты постоянно улыбаешься? Разве я говорю что-то веселое? Мы начинаем обвальное падение нефти. Меня здесь могут разорвать на части, а тебе смешно?

– Милый, я все равно ничего в этом не понимаю.

– С каких это пор тебя не интересуют мои дела? Хотя извини, я действительно сильно понервничал сегодня, вся вторая половина дня насмарку. Сергей не заходил?

– С какой стати? – Она поднялась и поспешила отвернуться, чтобы он ненароком не разглядел чего-нибудь такого у нее в лице. – Я пойду к себе, у меня что-то голова закружилась.

– Я сейчас поговорю с Вашингтоном и присоединюсь к тебе, дорогая. Глядишь, и голова пройдет.

Наташа ничего не ответила, стиснула зубы и скрылась за дверью.

Вечером следующего дня Мемзер прислал своего водителя, и тот отвез ее на очередной представительский ужин. Было несколько человек, среди них Арик и какой-то министр, очень быстро захмелевший и ведущий себя так, будто бы он оказывал всем окружающим величайшее снисхождение. Она была бы счастлива увидеть свою сестру, но Арик сказал, что Марина чем-то занята. У нее что-то вроде творческого кризиса, сказал он с иронией, и Наташа поняла, что отношения ее сестры с мужем стали совсем негодными. Подумав о сестре, о ее несчастливой женской доле, Наташа внезапно испытала удовлетворение и радость, что вот она-то, именно она и не оказалась в таком же положении: во-первых, ее обожает муж, чья старость напрямую зависит от ее свежести, во-вторых, у нее теперь любовник, а это счастье. Настоящее счастье, о котором не надо сожалеть, наоборот, пользоваться изо всех сил, пока оно настолько реально, что только руку протяни. И думая так, она посматривала вправо, туда, где сидел, говорил, смеялся совершенно лишний, совершенно чужой господин. Все, кроме этого господина, было хорошо, приятно: и министр, оказавшийся изрядным юмористом и хохмачом, и чья-то супруга – оперная, кажется, певица, замечательная и тонкая, совсем без зазнайства, великолепно воспитанная. Все оживленно болтали, и Наташе казалось, что и сама она много говорит, а на самом деле она все больше молчала, но молчала так звучно, так отзывчиво, с такой живой улыбкой на полуоткрытых блестящих губах, с таким светом в глазах, подведенных нежной темнотой, что действительно казалась необыкновенно разговорчивой. И Мемзер, поглядывая на жену, наслаждался ею, слушая счастливую речь ее глаз, лепет ее поблескивавших рук, и сознание, что она все-таки счастлива с ним, как-то заставляло его забыть холодность и равнодушность ее прошлого ночного соизволения.

Глава 13