Жажда. Роман о мести, деньгах и любви

Миша поплелся в комнату, сел на кровати и, обхватив голову руками, принялся тихонько выть. «Неужели кому-то есть дело до какого-то там бомжа? Что это за страна, которая выбрасывает своих граждан из дому, делая их бомжами, а потом берется за расследование их гибели?» Разумеется, ему было отчего переживать. Сейчас он впервые столкнулся с организацией, все знакомство с которой до этого выражалось у него в посещении паспортного стола, и имел все шансы при повторном знакомстве испытать все милицейские прелести на собственной шкуре. О! В этой «конторе» ни с кем не церемонятся. В милиции работают чудотворцы, с помощью нехитрых и проверенных тридцать седьмым годом методов превращающие честных людей в убийц, насильников и грабителей. Разумеется, и преступников настоящих милиция тоже ловит. Например, таких вот «бомжеубийц», или колхозника, укравшего мешок картошки, или наркоторговца, которому перед этим напихали в карманы всякой дряни. Не бывает такого? Увы. Еще как бывает. Какая страна, такая в ней и милиция. Чего же удивляться?

За этими невеселыми и даже отчаянными размышлениями прошел час, по истечении которого Миша впал в полнейшие уныние и фатализм и решил пойти сдаться в районное отделение милиции. Пришли на ум строки Священного Писания, заповедь «не убий», запоздалое раскаяние. «К чему жить, раз я убийца, а значит, для меня заказана дорога в рай? Может быть, я смогу искупить то, что сделал, в тюрьме?» Плешаков с большим трудом оделся, взял свой паспорт, написал явку с повинной и пошел сдаваться. Но едва он подошел к двери и взялся за ручку, как прямо в лицо ему грянул второй за день звонок. Решив, что это вновь те двое из милиции, он немедленно открыл дверь и... Увидел Элю. Девушка как раз возвращалась со своей «ночной смены». Она очень устала, но человеком она была добрым, очень отзывчивым, о таких еще говорят «отдаст последнюю рубаху». И вот ведь: никто ее такой не воспитывал, она сама себя вырастила. Такой и предстала в то утро перед спасенным ею Плешаковым. Да, да, именно спасенным. Ведь альтернативой ее объятьям, в которые столь удачно приземлился Миша, был у того лифта металлический угол, и не подоспей Эля вовремя, ударился бы он об этот самый угол и, глядишь, тут и сказочке его конец.

– Нет, ну вы видали?! – всплеснула руками девушка. – Ему постельный режим нужно соблюдать, а он?! Собрался-то куда? Приключений, что ли, вчера не хватило? Решил добавить?

Миша смотрел на нее и вдруг подумал, что она сейчас спасла его во второй раз – от тюрьмы, от такого ужаса, что и представить себе невозможно. Тогда он посторонился и пригласил ее войти. Она помедлила, потом отчего-то покачала головой и вошла...

* * *

Эля сходила в аптеку. Вернулась оттуда с целым пакетом всяких снадобий, которые ей присоветовал проныра провизор. Пила чай, который сама же и заварила, и читала инструкции к лекарствам. Потом велела Мише раздеться и лечь на живот. Намазала его всего с головы до ног каким-то приятным, чуть холодным гелем, потом попросила перевернуться на спину. Миша смотрел, с каким сосредоточенным выражением лица эта девушка осторожно смазывает его синяки, и вдруг спросил:

– Эля?

– Да.

– А полное имя?

– Эльвира.

Миша через силу, как мог, захохотал. Девушка сперва опешила, а потом недовольно спросила, отчего это ему так весело. Имя как имя. Чего он?

– Почти Мальвина, – не останавливаясь, простонал сквозь смех Плешаков, – а я, блин, деревянный Буратино, которого обули разбойники с ножом и пистолетом. Помнишь? Она еще позвала жабу, богомола и еще кого-то. Сверчка, что ли?

– Сову, – тихо ответила Эля.

– Ага! Точно! Как там? «Пациент скорее мертв, чем жив», «пациент скорее жив, чем мертв». Скажи мне, девочка с голубыми волосами, я-то как? Скорее жив, чем мертв?

– Одно из двух. Или пациент жив, или... – она посерьезнела и спросила: – Может, расскажешь, кто тебя так отделал? За какие заслуги могут так раскрасить?