Жажда. Роман о мести, деньгах и любви

Миша не был злым гением, не имел он и цели склонить девчонку на свою сторону, во всяком случае, сознательно он этого не хотел. Но все именно так и вышло. У каждого есть кнопка, особо чувствительное место, такова всеобщая физика, и человеку из ее границ не вырваться. Тяга к преступлению может стать неодолимой, когда ненависть отравила кровь до критического уровня, который у каждого свой. Если рядом есть кто-то, источающий ненависть, тот, кто представляет собой постоянный ее источник, то нужно бежать что есть силы. Если она есть, эта сила бежать. У Эли ее не нашлось, ей убегать не хотелось. И очень скоро их повязало на крови, после такого обратной дороги не стало.

Это был воскресный день, они, как всегда, сидели в комнате и разговаривали. Вот почему Эля никуда не смогла уйти, убежать. Ей невероятно хотелось говорить с ним, никогда ни с кем ей не хотелось столько говорить. Он умел слушать, он думал так же, как она, он продолжал то, до чего сама она не успела еще додуматься. Это вяжет сильнее, чем страсть, держит крепче, чем близость, связывает лучше, чем любовь, и само является источником и страсти, и близости, и любви. Когда говорят двое, а слышится один голос, вот что это. Плешаков уже вполне оправился от своих увечий, ему впору было благодарить того здоровяка за его мастерство, за то, что не нанес серьезных внутренних повреждений. Деньги закончились совершенно, нужно было что-то предпринять, и срочно. Об этом он сейчас говорил Эльвире. Нет ли у нее чего-нибудь интересного на примете? Или кого-нибудь? Она обещала подумать, и тут в дверь позвонили, а потом еще и постучали весьма бесцеремонно. У Миши екнуло в груди, он подумал про милицию и хотел было сказать Эле, чтобы та не открывала, но играла музыка, и сделать вид, что в квартире никого нет, было бы пустым номером. Девушка подошла к двери, увидела в глазок какую-то тетку и спросила, что той, собственно, нужно. Тетка, оказавшаяся цыганкой, проворно стала говорить что-то о мягкой мебели, о скидках на эту самую мебель, о том, что она, тетка, как раз эту самую мебель и продает, и просила впустить ее, хотела передать каталог. Конечно же, это была самая что ни на есть банальная разведка боем. Цыгане так частенько делают: ходят по квартирам, предлагают купить у них все на свете по бросовым ценам, а потом наводят на квартиру воров из родного табора.

– Сейчас, женщина, – ответила Эльвира цыганке, – подождите, я ключи найду и вам открою.

– Что ты задумала? – Миша был явно озадачен ее поведением. – Чего ради ты решила впустить ее? Мне не нужна мебель.

– Зато нам нужна эта тварь, – Эля выругалась. – Однажды, когда меня не было дома, такие же вот ограбили мою тетку, а сынишка с тех пор не сказал ни слова. Она им открыла, думала, что они из социальной защиты, а те ее оглушили, забрали все, что смогли найти, даже детские вещи... Ты можешь только учить, теоретик? Надо начинать с крови. Или ты так и будешь всю жизнь скулить из-за того вонючего бомжа? Это нелюди, животные, они питаются падалью. Ну же!

Миша кивнул, сам пошел на кухню, выдвинул ящик стола и достал огромный разделочный нож. Взвесил его в руке, покачал головой и положил обратно. Он слышал, как Эля впустила цыганку, как заговорила с ней. Вместо ножа он взял скалку. Длинную, увесистую, как хорошая дубинка.

Цыганка что-то быстро-быстро говорила Эле, словно заговаривала ее. Взгляд у девушки стал отсутствующим, остекленел. Цыганский гипноз, чары. Этому нет объяснения, но это существует в мире, как еще одно непознанное его явление. Цыганка воровато поглядывала по сторонам, но вот беда – она не догадалась вовремя обернуться. Страшный удар скалкой по темени оглушил ее, повалил на пол. Эльвира стряхнула наваждение и молча накинулась на почти уже бездыханную цыганку, вцепилась ей в горло и душила до тех пор, пока несчастная не испустила дух.