Жажда смерти

— Сколько мы здесь теперь проторчим? — распалялся он. — Считай, весь сегодняшний график полетел. В «Версаче» уже точно не успеваем. Надо было чартером лететь! Решишь раз в жизни не отрываться от народа, и обязательно какую-нибудь подлость в ответ получишь. Нужно в приемную Ивана позвонить, сообщить, что мы тут застряли. А то он нас к двум ждет.

Мы побродили по коридорам огромного здания, потом перебрались в столовую и к двум вернулись в приемную Вихрова. Храповицкий был уже изрядно зол.

Количество ожидающих не уменьшилось, но лица их поменялись. Вероятно, кого-то Вихров успел принять, но добавились те, кому было назначено на более позднее время.

При виде нас секретарша развела руками.

— Может, на завтра перенести? — сочувственно заметила она. — Изменения в графике. Кое-кого пришлось пропустить вне очереди. — Она многозначительно кивнула на закрытую дверь кабинета. — А в четыре у него совещание.

Храповицкий молча выскочил в коридор. Я последовал за ним. По его лицу я понял, что он больше не может ждать. Его нервы были на пределе.

— Звоню Ивану! — заявил он категорично. — Буду просить, чтобы переговорил с отцом. Скажу, что у нас билеты на вечер.

Вообще-то я считал, что лучше было не форсировать события, но, помня его жесткую отповедь в самолете, своего мнения высказывать не стал. Тем более что он уже набирал номер. Разговора шефа с Иваном я не слышал, поскольку Храповицкий отошел в другой конец коридора. Я видел лишь, как напряженно улыбался в трубку Храповицкий, стараясь выдержать ровную манеру общения, хотя его трясло. Закончив беседовать, он повеселел.

— Обещал помочь, — сообщил Храповицкий, и мы вернулись в приемную.

Как только очередные посетители вышли, внутренний телефон на столе у строгой Кати зазвонил. Схватив трубку, она выслушала распоряжения и, остановив неумолимым жестом вскочившего было со стула мужчину, пригласила нас в кабинет. Оставшиеся в приемной люди посмотрели на нас с недоумением и завистью. Нас тут никто не знал, и наши имена значили для собравшихся здесь знаменитостей не больше, чем клятвы водопроводчика Чучо для сиротки Хуаниты. Наверное, даже меньше.

5

В громадном кабинете, среди солидной кожаной мебели зеленого цвета с золотыми узорами, я не сразу рассмотрел Вихрова. Он тонул в массивном кресле за необъятным полированным столом с инкрустациями. Даже сейчас, когда он сидел, было заметно, что он очень маленького роста. Я засомневался, достают ли его ноги до пола. У него было сердитое толстое лицо со вздернутым носом и водянистыми серо-голубыми глазками. Редкие кудрявые волосы торчали по бокам круглого черепа и вздымались надо лбом одиноким раздраженным хохолком.

— Мне плевать, куда ты там летишь! — завизжал он на меня пронзительным бабьим голосом.

Я подпрыгнул от неожиданности.

— Ты, мать твою, что тут приехал?! Выкаблучиваться передо мной?! Я здесь государственными делами занимаюсь, а ты лезешь ко мне со своим билетом! — Он хлопнул круглым кулачком по столу. — Я те дам, мать твою, без очереди! Ты у меня долетаешься! Летчик, мать твою! Сизокрылый!

Я так растерялся от подобного приема, что не сразу понял, почему именно я, а не Храповицкий, стал объектом его гнева. Наконец до меня дошло. Своими габаритами Вихров имел некоторое сходство с Покрышкиным и Черномырдиным, которого мне доводилось видеть в телевизионных новостях. Все они были почти что карликами. Видимо, в руководство «Газпрома» люди высокого роста не допускались. Наверное, они не пролезали в трубу газопровода.

Будучи пониже Храповицкого, я, кажется, смотрелся более подходящим кандидатом на должность начальника «Уральсктрансгаза». И потому Вихров сосредоточился на мне.

— Ты ко мне назначаться приехал! — продолжал бушевать он. — Значит, терпи, как это там, мать твою, сколько положено! Или лети, куда положено! Хоть в эту... хоть в эту... — Он прибавил пару нецензурных адресов, куда бы я мог слетать на досуге. — А то, понимаешь, прет как на буфет!...

Подобно всей ельцинской верхушке, Вихров был чудовищно косноязычен. Пройденные им университеты жизни не включали в свою программу начального образования. Сейчас, находясь в приступе бешенства, он вообще не мог выразить обуревавших его чувств.

— Позвольте? — спросил Храповицкий.

Он шагнул из-за моей спины вперед, сделал скорбное лицо и подергал бровями, чтобы привлечь внимание Вихрова. Вихров тут же перестал орать и с любопытством уставился на него.

Храповицкий молча достал из внутренного кармана наши билеты и показал их с обеих сторон. Затем двумя короткими резкими движениями порвал их в клочья, пересек кабинет и, подойдя к вихровскому письменному столу, из-за его спины сунул их в урну. После чего вернулся на прежнее место и, склонив голову набок, бросил на Вихрова взгляд, исполненный раскаяния и собачьей преданности.

— Извините, — с чувством произнес он. — Больше такого не повторится. Моя фамилия Храповицкий.

Все это время Вихров завороженно следил за ним, как за фокусником. Его водянистые глаза округлились.

— Это что? — на всякий случай уточнил он. — Разодрал-то ты что?