— Потому что мы никогда туда не доберемся! — Батя повысил голос. — Даже до МКАДа не доедем, а знаешь почему? Голодные броненосцы, рогатые, узкорылые, хвостатые и бог знает какие еще твари живут за кольцом. Сто человек через два часа превратятся в сто трупов, и ради чего? Далекой мечты?
— Это не мечта…
— Послушай, я понимаю, почему ты хочешь отправиться туда. Будь я на твоем месте, думал бы о том же. Но эти люди не готовы умирать.
— Никто не умрет. Я не позволю.
Батя кивнул.
— Знаешь, кто также говорил мне? Мой старый друг Боря Котов, отец Фонаря. Офицер, настоящий профессионал. Я предупреждал его, что с такой силой не справится даже ему, но он не послушал.
Котов охранял группу ученых на ВДНХ. Последние остатки научного света страны: физики, химики, биологи, генетики поставили себе цель — отыскать способ очистить темную воду. Работа шла бурно, каждую неделю приходили новости об экспериментальных исследованиях, сначала на чудом выживших мышах, затем и на добровольцах. Кобальт даже приезжал туда, желая лично стать свидетелем триумфа человека над заразой. Однако прорыва так и не произошло — через несколько месяцев, абсолютно неожиданно для всех, пришло экстренное сообщение о нападении на ВДНХ тварей. Никто из Садового не успел прийти на помощь. Больше на связь группа никогда не выходила.
— С этой силой нам не справиться, — успокаивающим тоном сказал Батя. — Единственный способ выжить — оставаться внутри кольца, укреплять оборону Мида, развивать отношения с общинами, работать.
Кобальт нервно покачал головой, не желая соглашаться с этим.
— Иди к жене, отдохни, — Батя по — отечески приобнял его за плечо. — Позволь мне взять ответственность на себя за это решение.
Кобальт в унынии зашагал к выходу. Батя окликнул его у двери.
— Сталкеры — за кольцо. Я обещаю подумать.
Откуда не возьмись в коридоре выскочил Фонарь и силой утянул Кобальта за угол.
— У меня сейчас нет желания болтать, — попытался отбрехаться от него сталкер.
— Там это…, — Фонарь еще раз огляделся по сторонам. — Кое-что случилось… В убежище. Мы с Барни случайно на него набрели. Хотя я уже не уверен, что это было случайно. Ладно, неважно. Гермодверь была открыта, а там на нас… В общем, убежище было обитаемое.
Фонарь замолчал, подбирая дальнейшие слова и ожидая реакции сталкера.
— И что?
Фонарь надул щеки и с виной в голосе заговорил:
— Мужик налетел на меня с монтировкой, я отреагировал как смог. Не подставлять же башку под железку, правда? Все так быстро произошло, один удар и все… Так бы любой поступил на моем месте.
— Убил?
Фонарь уронил тяжелый подбородок на грудь, словно провинившийся в воровстве конфет ребенок.
— Метил ему в плечо, он дернулся — попал в сердце.
Кобальт не мог собрать мысли в кучу. Слишком много событий для одного дня. Дружинники, летучая тварь, Батя, Витька и теперь этот еще…
— А мне зачем все это говоришь? — спросил он. — Иди, Бате докладывай.
— Ты знаешь правило: если убежище жилое — не трогаем. А мы еще и человека убили. Батя будет в ярости.
— Скажи, это была самооборона. Сейчас уже ничего не поделаешь. Улов хороший, нормально заработаем на продаже. Так что забудь и наслаждайся.
Кобальт собрался уйти, но Фонарь, сделав шаг в сторону, перекрыл ему дорогу, нервно покусывая распухшую нижнюю губу.
— Это еще не все.
Они поднялись на третий этаж, в школу. На часах уже десять вечера, поэтому кроме напарника Фонаря — узколобого, но надежного, как скала, простака Барни, здесь никого не было.
— Вот, — Фонарь указал на сидевшего за столом с игрушками мальчишку лет десяти.
Поймав на себе смущенный взгляд Кобальта, Барни неуверенно пожал плечами и пробубнил:
— Не могли же мы его там оставить.
Мальчик внимательно посмотрел на Кобальта, на его лице не отражалось ни толики страха — скорее живой недюжинный интерес.
— Здравствуйте, я Локус Алмазов, — мальчик непринужденно улыбнулся. — А вы?
— Привет. Дмитр… то есть Кобальт.
Что это на него нашло? Растерянность при виде обычного мальчишки?
— Очень приятно познакомится, Кобальт. Вы тоже сталкер, это здорово. Мне нравятся сталкеры. Смотрите, я вас нарисовал.
— Он того, походу, — шепнул на ухо Фонарь. — Отсталый. Это и понятно, всю жизнь в убежище прожил.
— Ясно, — Кобальт вздохнул. — Кто — нибудь еще знает?
— Никому не говорили, — в унисон ответили сталкеры.
— Что нам делать — то? — спросил следом Барни. — Я уже полдня тут с ним сижу. Жрать хочу.
— А я причем? — возмутился Кобальт. — Вы наворотили, а я теперь должен разгребать?
— У тебя жена школой заведует и детишек по семьям распределяет. Может, возьмет его кто? — предложил Фонарь.
— Ты и ее решил впутать?
— Коб, ну помоги, христом богом прошу, — взмолился Фонарь. — Накосячили мы.
Кобальт оглядел двух растерянных коллег, напоминавших нашкодивших малышей. И почему, когда что — то происходит, они идут к нему, а не к Бате, кто и должен решать эти проблемы? Хотел бы Кобальт копаться в чужом дерьме, занял бы должность заместителя, но ему этого не нужно — своего столько, что век не разгрести. Надоело…
Пусть они все к чертям от него отстанут!