Жажда власти. История заговоров от Рюриковичей до Романовых

Василий еще при жизни старался оградить от напастей и супругу, и сына: он взял клятву с князя Михаила Глинского оберегать сыновей Ивана и Юрия и мать их Елену, племянницу князя: «А ты бы, князь Михайло Глинский, за моего сына, великого князя Ивана, за мою великую княгиню Елену и за моего сына, князя Юрья, кровь свою пролил и тело свое на раздробление дал»[17]. Первые пять лет безотцовщины прошли для мальца в относительно спокойной обстановке: всем заправляла его мать Елена, из рода Глинских (матери со времен «Русской Правды» принадлежало первенство в ведении дел своих детей по смерти отца). Но, как выясняется, у князя Василия Ивановича были вполне реальные причины для опасений. Не успели его отпеть в церкви, как великой княгине уж донесли о боярской измене: князья Шуйские, Иван и Андрей, вздумали присягать на верность удельному князю Юрию; они и прочих, верных князьям московским, подбивали, говоря, как о том свидетельствуют летописи: «…если князь Юрий сядет на государстве, а мы к нему раньше других отъедем, то мы у него этим выслужимся»[18].

Все правление Елены Глинской прошло под знаком боярских распрей; 3 апреля 1538 г. она скончалась (поговаривали, что от яда), и Иван остался круглым сиротой. Тут-то и начались его детские мытарства, в которых большинство историков видят причины злокозненного характера этого тирана и кровопийцы. Борьба за выживание стала главной задачей маленького великого князя. Что интересно, никто из бояр, устраивавших драчки вокруг трона Московского государства, смерти ни великому князю, ни его брату Юрию не желал: «Отстаивая свои притязания, бояре не поднимались открыто против своего государя, не брали в руки оружия, даже не вели дружной политической оппозиции против него»[19]. Как позднее вспоминал Иван IV, бояре, «…подданные наши хотение свое улучили, нашли царство без правителя: об нас, государях своих, заботиться не стали, начали хлопотать только о приобретении богатства и славы, начали враждовать друг с другом»[20]. Юный правитель целого государства видел обиды, которые лучше всего запоминаются в детстве: вещи его родителей растаскивали, пинали ногами, открыто высказывали свое нелицеприятное отношение к умершим родителям, а его и Юрия «…начали воспитывать как иностранцев или как нищих… Одно припомню: бывало, мы играем, а князь Иван Васильевич Шуйский сидит на лавке, локтем опершись о постель нашего отца, ногу на нее положив»[21]. Меж собой сражались две партии — Шуйские и Бельские, которые сменяли друг друга у власти; впрочем, в жизни юного Ивана это мало что меняло, внося попеременно обиды и страхи. Так, однажды партия князя Ивана Шуйского в поисках митрополита Иоасафа, сторонника их политических противников Бельских, ночью ворвалась к спящему мальчику (Ивану уже исполнилось 12 лет), учинив крики и разор во дворце великого князя, напугав его самого.

Выросший в такой неспокойной обстановке Иван всю свою жизнь подозревал в каждом человеке врага, высматривая в своем окружении козни и интриги. Бояре в его глазах зарекомендовали себя силой анархической, не о пользе государства радеющей, а лишь о своей собственной, и потому, если не держать их сильной рукой, смута на Руси не закончится: «…если царю не повинуются подвластные, то никогда междоусобные брани не прекратятся»[22]. И неудивительно, что если вплоть до его правления все боярские заговоры и крамола заканчивались опалами и княжеской немилостью, то Иван Грозный ситуацию резко изменил: за крамольные речи и поступки он стал казнить, сильно уменьшив боярское поголовье на Руси и подумывая, как бы совсем вывести его, заменив другими, верными людьми. Беда в том, что верных людей он вокруг себя не видел…

При всех обидах, чинимых Ивану Васильевичу стоявшими у власти боярскими кланами, те же бояре не переставали видеть в нем своего законного правителя и, почуяв, что великий князь входит в должный для княжения возраст, они наперебой бросились умилостивлять его: потакали всем причудам его поведения, развивая дурные наклонности (зверство по отношению к животным и людям, насилие, необузданность нрава в словах и действиях). Так и получилось, что всеми забытый и лишенный душевной поддержки Иван стал скрытным и подозрительным, но в нем, подогреваемая неприкрытой лестью бояр и неуемным чтением, росла жажда самостоятельной, единоличной власти; он ничего не забывал и не прощал и уже с детства выискивал способы поквитаться со своими обидчиками.