Жажда/water (СИ)

— Они не станут, — это лучшее, что он смог выдавить из себя. — Они не могут.

Но она так и не отняла ладони от лица.

И самое худшее — ее приглушенные слезы медленно убивали его.

Мне жаль, Грейнджер. Мне очень жаль. Я знаю, что это все — моя вина. Я знаю, что никогда не должен был делать ничего из этого с тобой. С нами обоими. С каждым.

Я никогда не должен был вовлекать тебя в мешанину моей жизни. Я никогда не должен был тащить тебя вниз за собой.

Мне очень жаль, Гермиона.

— С чего ты взял это? — она шмыгнула носом. И его сердце слабо екнуло. — С чего ты взял, что они не станут этого делать? Это ж Дамблдор. Он не пропускает даже мелочи. Когда ты последний раз по факту беседовал с кем-нибудь из префектов? Мы забросили это, Малфой. Мы забросили все свои обязанности, им нам некого винить кроме самих себя.

Драко помотал головой: — Нет, Грейнджер, — ответил он. Голос был тихим, но тон оставался решительным. Потому что она не заслуживала этих слез. Он сделал еще один шаг к ней. И вот он уже там. Заступил за черту их близости.

Он чувствовал эту близость.

Медленно дотянулся и нежно обхватил пальцами оба ее запястья.

Гермиона позволила ему мягко отвести ладони от ее заплаканного лица.

— Ты не должна, — выдохнул он, плавно переместив пальцы так, чтобы удержать ее ладошки. А затем поднес их к губам.

Закрыл глаза.

— Ты не должна винить себя, Гермиона.

Он услышал ее приглушенный судорожный вздох. Он не знал то ли это его губы, то ли ее имя.

— Малфой… — тихо позвала она.

Он открыл глаза. Она выглядела такой беззащитной. Совсем изнуренной.

— … скажи мне, почему ты плакал? Той ночью в ванной. Скажи мне, почему?

Сердце Драко замерло. Сказать ей, почему я плакал. В ту ночь. В ту ночь с Панси.

— Разве это имеет значение? — тихо переспросил он, все еще удерживая ее ладони в своих, но медленно отвел их от своих губ.

— Должно иметь, — ответила она, снова всхлипнув и задерживая дыхание, чтобы сдержать слезы. — Должно.

Драко покачал головой: — Грейнджер, я совсем не из тех парней, о которых тебе нужно знать, что они собой представляют, — он опустил взгляд вниз. — Совсем не так.

— Я хочу, чтобы ты мне рассказал, — шепотом сказала она. — Я хочу… я хочу, чтобы ты просто сказал мне что-нибудь. Чтобы стало проще. Чтобы тебе стало легче.

Почему ее это заботило? И он страстно желал, чтобы ей было все равно.

Это причиняло боль.

— Не могу, Грейнджер… — вздохнул он, не найдя смелости снова поднять глаза. — Не могу сказать тебе.

— Но почему? — он слышал, как слезы снова начинают душить ее. — Почему нет, Малфой? Ведь именно ты говорил, что должна остаться только правда. Между нами. Я не могу… я не могу больше выносить этого. Я больше не знаю, на каком я свете.

Он сильнее сжал ее ладони и, глядя ей в глаза: — Не стоит, Грейнджер, — почти полушепотом протянул он в ответ. — Не плачь, — мне не нравится, когда ты плачешь.

— Я ничего не могу с этим поделать.

— Я знаю.

— Я хочу, чтобы ты мне просто сказал.

— Я не могу.

Ему было слишком стыдно. Даже думать об этом. Даже сейчас, даже стоя здесь перед ней с повисшим между ними воздухе вопросом, он не мог ответить даже мысленно. Он не мог признаться, что он… сделал то, что сделал с Панси.

Он не мог признаться в том, что стал похож на отца.

Он не мог признаться в этом. Драко не смог найти слов.

И он не хотел увидеть ее лицо. Он не хотел увидеть выражение ее лица, когда она выяснит, что он бьет девчонок. Когда она увидит, каким злобным ублюдком он был на самом деле. Как он проиграл и никогда не сможет стать никем не лучше, чем отец. У него не было ни единого желания увидеть хоть что-то из этого.

Только не от единственного человека на Земле, который еще мог заставить его чувствовать.

Он снова поднес ее пальчики к губам. Поцеловал их.

— Пожалуйста, не плачь, Гермиона.

И затем он потянул ее за руки очень мягко, осторожно… так, чтобы она прижалась к его груди.

— Я не хочу упустить что-нибудь еще, — прошептала она, уткнувшись ему в шею.

Драко сглотнул.

— Я не дам тебе, — выдохнул он. И хотел, больше чем что-либо в своей жизни, быть именно тем человеком, который может ей это пообещать.

Потому что именно это он и имел в виду. Но он все похерил. То, чем все, в конце концов, кончилось. То, чем всегда кончалось.

И он был как раз той самой причиной, из-за которой она лишилась так много. Как он мог хоть что-то обещать ей, пока это оставалось правдой?

Драко почувствовал что-то. Что-то влажное скользнуло по пульсирующей артерии.

Губы Гермионы прикоснулись к коже на шее.

Он вздрогнул всем телом.

— Гермиона…. — пробормотал он.

Она подняла глаза на него. Взгляд остекленел, а зрачки расширились.

— Ты не хочешь, чтобы я? — прошептала она, и в ее глазах стояли слезы. В ее голосе чувствовалась боль. Хотя и было очевидным, что она пыталась скрыть это от него.

О Мерлин, Грейнджер. С чего бы мне хотеть этого?

Да и как кто-то может сдерживаться рядом с тобой.

Драко попытался сказать вслух. Хоть что-нибудь: — Я только… я не…