Жажда жить

— Может быть, мне надо жить в Европе? Это ты хотела сказать? Но ты ошибаешься, Бетти. Я сделала большую ошибку, и мне пришлось дорого за это заплатить. — Грейс встала с дивана и пересела на стул. — Как именно? Мой муж, единственный мужчина, которого я любила, умер в ненависти ко мне. Я видела последнюю искру жизни в его глазах, и любви в ней не было. Такая вот цена ошибки. Я знаю, о чем ты сейчас думаешь. Спасибо, что пригласила, но, боюсь, уже жалеешь об этом.

— О чем ты говоришь, Грейс? Я всегда рада тебя видеть.

— Спасибо, конечно, но, повторяю, я знаю, о чем ты сейчас думаешь. Не можешь не думать. «У этой женщины, говоришь ты себе, только что погиб в автокатастрофе бывший любовник, а ей все равно, будто это муху прихлопнуло». Да, мне безразлично. И знаешь почему? Ты заметила, о ком мы все время говорим? Не о Роджере Бэнноне. О Сидни. А Роджер Бэннон — это часть того, из-за чего мой муж умер, ненавидя меня. — Грейс снова поднялась и вернулась на диван. — Завтра я приду к тебе, и люди будут слегка нервничать, размышляя, как, интересно, я поведу себя, а когда выяснится, что для меня ничего особенного не произошло, все, как обычно, подумают, до чего же она сильная. Как… умеет держать себя в руках, какое самообладание. Но все не так. Никакого самообладания, просто я ничего не испытываю. По крайней мере в том, что касается Роджера Бэннона. Когда-то я надеялась, что его убьют на войне, чтобы он не вернулся в Форт-Пенн живым напоминанием о том, что было. Но он вернулся и почти год оставался этим самым напоминанием. А теперь мертв, и мне не пришлось в него стрелять, даже в целях самозащиты.

— Что ж, в общем, ничего нового для меня во всем этом нет, — негромко проговорила Бетти.

— Правда? Ну и хорошо. А то мне совсем не с кем поговорить, — призналась Грейс. — Чаще всего и не нужно, но иногда хочется. — Она наклонилась вперед и скрестила ноги. — Бетти, нельзя ли капельку виски?

— Конечно. — Бетти прошла в крохотную комнату, служившую Эдгару кабинетом, и вернулась с бокалом, на три дюйма наполненным янтарной жидкостью. — Это «Маунт-Вернон». Если хочешь бурбон, надо спуститься вниз.

— Нет-нет, спасибо, хватит. Знобит что-то немного, а тут я еще как дура полчаса просидела на свежем воздухе, Брока ждала.

— Этого еще не хватало, — забеспокоилась Бетти.

— Ничего страшного, скоро пройдет. — Грейс отхлебнула немного виски. — Ну что ж, за меня, с началом новой жизни!

— У тебя впереди годы и годы, — сказала Бетти. — Сейчас ты гонишь такие мысли, но, мне кажется, ты еще выйдешь замуж и родишь хотя бы одного ребенка.

— Из этого следует, что я… — Грейс прикусила язык, но было поздно — Бетти посмотрела на нее участливо, сожалеюще, умоляюще. Она подсела к Грейс и обняла ее.

— Ну, что ты?

— Любовь, — вздохнула Грейс. — И Бэннон тут ни причем. Все, что я про него сказала, — это правда. А его ты не знаешь, никогда не видела и ничем помочь не сможешь. Сам Всевышний мне тут не поможет. Безнадежно.

— Безвыходных ситуаций не бывает, Грейс.

— Но эта как раз такая.

— А может, нет. Поделиться не хочешь?

— Да нет, пожалуй. Если одна женщина рассказывает другой о безнадежной любви, значит, все это время она думает — а ну как надежды сбудутся? А тут — такая безнадежность, что даже и говорить нет смысла.

— Но ведь ты же подумала, что можешь забеременеть, так? А это значит, что-то уже было.

— Да, однажды. Один-единственный раз. И это моя самая большая ошибка… А может, и нет. Наверное, лучше счесть, что я люблю его. Но даже в этом я не уверена. — Грейс замолчала. — Бетти, нельзя прилечь ненадолго? Прямо здесь, а ты на меня накинь что-нибудь.

— А почему бы тебе не раздеться и не лечь в постель? Вздремни. А к ужину я тебя разбужу.

— Пожалуй, так действительно будет лучше всего, спасибо.

— А то оставайся на ночь. Устроишься в моей старой комнате, там тебя никто не побеспокоит. Детей не слышно, и ванная своя есть.

— Надо, наверное, Анне записку написать. Ты не беспокойся, на постой я к тебе не прошусь. Просто знобит, и действительно неплохо бы на ночь остаться.

Бетти помогла подруге раздеться и уложила в кровать, поставив рядом бутылку с горячей водой и блюдце с таблеткой аспирина.

— Не выдашь моего секрета, Бетти?

— О чем ты, конечно, нет.

— Даже Эдгару.

— Даже Эдгару.

— По крайней мере какое-то время. В будущем году Эдгару можешь сказать.

— Что ж, пожалуй, если он будет себя хорошо вести.

— Это всего лишь мой маленький секрет, — пробормотала Грейс, засыпая.

Бетти наклонилась, пощупала ей лоб, посчитала пульс и послала за доктором О’Брайаном.

— Пневмония, — сказал доктор, выходя из спальни. — Во всяком случае, все указывает на это.

— Доктор, здесь у нее будет все то же, что и в больнице. Можно ей остаться дома?

— Слишком много хлопот, Бетти, — возразил О’Брайан. — Дневная сиделка, знаете ли, ночная. Кислородные подушки.

— Сиделки могут устроиться в соседней комнате, а для всего остального места предостаточно. Позвольте также напомнить, что я помогала вам во время эпидемии дифтерии.