— А откуда вот он догадывается?— кивнул Николай на Воронова.— Знаю, и все. Завтра поедете с миром в Москву, отвезете рядового да и отправитесь, куда собирались. Хотите посмотреть, как там Москва?
— А как?— спросил Громов совершенно по-детски. Он уже готов был поверить, что ему сейчас покажут Москву.
— Да вот так,— пожал плечами настоятель, и в тот же миг Громов почувствовал Москву. Она напряженно пульсировала где-то к западу от монастыря, и Громов чувствовал, как через весь город мучительно пробирается, увязая в бесконечных пробках, «скорая помощь». Он понимал при этом, что она успеет. Ничего больше во всей Москве не привлекало его внимания, да он и не видел ничего. В голове у него оглушительно завыла сирена. Он знал, что фельдшер в кабине кусает кулак от нетерпения. Это был хороший фельдшер, не из тех, что выезжали по вызовам в последнее время,— больной ему был небезразличен, и он хотел успеть, и должен был успеть. Громов чувствовал, что с пробками ничего сделать не может, но способен каким-то образом утешить фельдшера, внушить ему, что все кончится нормально; и фельдшер успокоился, он знал это.
— Интересно,— сказал Николай.— Вот бы не подумал. Я бы, честно говоря, решил, что какие-нибудь учения… Вам что, про войну неинтересно?
— Про войну я и так все знаю,— машинально ответил Громов, но тут же спохватился:
— Вы что, и это видите?
— Ну, примерно,— неуверенно ответил Николай.— Скорее догадываюсь.
— Способный,— завистливо сказал брат Георгий.
— Абы кто и не придет,— загадочно ответил Николай.— Есть ли у вас вопросы, брат капитан?
— Много,— сказал Громов.— Но для начала один: почему этот ваш брат Константин не может выйти из монастыря?
— Брат Константин в затворе,— пояснил Николай.— У некоторых есть такая клятва, вроде, знаете, барбудос. У нас же тоже бороды приняты, кстати… Брат Константин не может выйти из монастыря, пока не кончатся эти ваши чертовы качели. Он не сам это выбрал, просто в каждом монастыре должен быть затворник. Получилось так, что у староволжцев это именно Константин, а он врач.
— А у вас кто затворник?
— Брат Мстислав,— вздохнул Николай.— Ему отсюда хода нет даже к реке. Пока все не кончится — или, соответственно, не начнется.
— Просто нельзя — или он не может выйти?— уточнил Громов.
— У нас это одно и то же,— сказал Николай.— Но, в общем, даже если бы захотел — не сможет.
Громов пригляделся к Мстиславу, и тот, угадав его мысль, придвинулся к свету. Громов увидел необыкновенно кроткое и печальное лицо человека, давно смирившегося со своей участью. Затворнику было лет пятьдесят, он был светловолос и зеленоглаз.
— Ничего,— сказал брат Георгий.— Может, действительно уже скоро…
— Это не от нас зависит,— сказал Мстислав.
— Но мы это увидим,— твердо закончил Николай.— Благодарю, братие, все свободны.
Монахи поднялись и вышли, тихо переговариваясь.
Некоторое время Громов молчал.
— Ну, как вы это делаете — спрашивать не буду,— сказал он наконец.
— Вы же и сами это делаете, как только что убедились,— мягко сказал настоятель.
— Да, хотя тоже не совсем понимаю, как именно. Но почему это распространяется только на монастыри?
— Да вовсе нет,— удивился настоятель.— Это обсуждаем мы только монастырские дела, а видим больше. Почти все, если угодно. Есть некоторые области, принципиально для нас закрытые, но там, я думаю, ничего важного не происходит… Вот — Блатск, но там, как бы выразиться…
— Защита?— догадался Воронов, впервые вступивший в разговор.
— Нет, что-то вроде болевого порога. Сил же нет, какое омерзение. Ну так в Блатске и не может быть никаких событий.
— А будущее вы видите?— спросил Воронов.
— Только в самых общих чертах,— смущенно сказал настоятель.— Ну так у нас, собственно, в общих-то чертах и написано… Чего тут выдумывать, все понятно. Я вас должен огорчить, вы славный юноша, и выживаемость у вас чрезвычайно высокая. Эти ваши знают, что делают, отправляя вас в качестве спутников на серьезное задание. Один такой устремленный, другой такой бессмертный… Но есть сила, которую у вас там все равно не могут учесть. Например, пошли туда, зашли не туда. За всем не уследишь, дырок-то все больше. Это вас Господь оборонил,— обратился он к Громову.— Вы бы, чего доброго, действительно убили. А там убивать решительно незачем.
— А что там вообще такое?— спросил Громов.— Это-то хоть могу я знать?