ЖД (авторская редакция)

— Да никуда я от него не ухожу, просто во всякой вере есть одна ступенька, которую каждый берет в одиночку. Я могу вас провести, если захотите, по всем ступенькам до нее и после нее, потому что вся лестница мне отлично известна. Но у каждого эта ступенька своя, поэтому не знаешь, на какой споткнешься. Один уверовал после чуда или исполнившейся молитвы, это вариант простой. Другого восхитила красота творения, и он уверовал из благодарности. Третий логически умозаключил, что без Бога ни до порога. А как будет у вас — я понятия не имею, скорее всего, вы придете через образ жизни.

— Как это?

— Ну, как артист перед комедией: он пришел в дурном настроении, а тут надо играть, зал веселить. Он запирается в гримерке и полчаса улыбается, один, сам себе — и от движения мышц идет обратный сигнал в мозг, и вот он уже ликует. Так же и здесь: вы ведете монашеский образ жизни — при таком образе жизни как не уверовать? Вы, собственно, и уверовали уже, но хотите последнего доказательства. А на себя оборотиться?

— В смысле?

— Спать пора, вам завтра в дорогу,— сказал настоятель и, зевая, пошел к себе. Громов еще постоял на крыльце, вернулся на террасу и немедленно провалился в сон.

5

— Вы все говорите о местных,— сказал Громов, когда они утром стояли на пристани, готовясь к отплытию.— Кого вы, собственно, имеете в виду? Ведь местные — это русские, почему не назвать вещи прямо?

— Потому, что русские не местные,— удивленно ответил настоятель.— Я думал, вы знаете. У вас разве не объясняют этого, в войсках?

— У нас в войсках все и так знают, что местные — это мы.

— Ну, а в тех войсках знают, что они. Скучно,— сказал настоятель.— Вы бы хоть сами себя спросили: хорошо вам на этой земле? Коренное население — то, кому здесь хорошо. А у вас каждый вечер тревога, все вас гонит отсюда… Вы тут — как душа в чужом теле. Посмотрите, какую жизнь ваши тут устроили себе и другим… Разве может коренное население так себя вести, как русские на этой земле? Да тьфу…

— А вы разве не русский?— неприязненно спросил Громов. Ему досадно было, что Воронов слушает все эти разлагающие разговоры.

— Не помню,— пожал плечами настоятель.— Вероятно, был русский, но теперь уже, конечно, нет. Сколько можно? Я удивляюсь, как вам еще не надоело.

— Отречься от своей крови — самое легкое,— сказал Громов резко.

— Да, да, это все предсказуемо… Еще вы можете сказать, что за земную родину надо умирать, а за небесную не требуется, вот я и дезертировал в монастырь.

— Я этого не говорил.

— Но подумали. Да мне-то что, я ведь понимаю, что при вашей установке любой живой — дезертир. Это симпатично, достойно уважения, но скучно. Самое коренное население — мы, потому что нам бывает хорошо везде, но вам это пока чуждо. Суть не в том. Я тут подумал,— стеснительно продолжал настоятель.— Ночью. Все равно не заснул. В общем, насчет вашего вопроса: одно доказательство у меня точно есть.

«Значит, не снилось»,— понял Громов. Настоятель ему подмигнул.

— Одно есть, да. Банальное, от противного. Я слишком четко вижу работу дьявола — и тот факт, что он не совсем еще преуспел, и вряд ли преуспеет окончательно, наводит на мысль о божественном начале. В идеале, конечно, надо видеть это начало просто так и общаться с ним, если получается. Но если нет биографической или другой предрасположенности… Мне представляется, что когда Господь запустил всю эту историю, он создал разделение на два пола, для продолжения жизни. А дьявол, то есть возгордившийся ангел, сноб в высшей степени, запустил разделение на эти две группы, каждая из которых недостаточна. Одни превыше всего ставят ценности одной личности, другие — ценности всего стада, и оба друг без друга ни на что не годятся. Разделение это ложное, как вы, вероятно, понимаете. Христианство пущено было в мир, чтобы его преодолеть. Для того и придуман крест, чтобы вертикаль сопрягалась в нем с горизонталью, и все это такая азбука, что стыдно повторять. Местное же население притерпелось к дьяволу, и это совсем не то, что преодолевать его. Вы воин, и вам это скоро станет понятно. От вашего самурайского понятия о воинском долге один только шаг от того, чтобы переменить вассала…

— Это будет уже не долг,— сказал Громов.