Жди меня, когда небо окрасится в розовый

Неожиданно случилась резкая смена обстановки. Я выл уже посреди полного мрака. Акустика и голос стихли, в голове гулким эхом, точно волна, разбивающаяся о бетон волнореза, отдавались последние звуки струн и междометия. Уши заложило звенящей тишиной.

«Что произошло?» Я перестал скулить и поднялся. Сзади меня стоял рояль. Он был подсвечен и манил своим блеском. Это так напомнило мне то место… «Нет… не хочу». Вопреки своим же словам, я подошел к нему. Зрачки мои, в которых отражались черно-белые клавиши, источали изнеможение, а опухшие от слез веки только подчеркивали это.

«Музыка – это диалог. Здесь только я и рояль. Больше никого. Что же, стало быть, мне поговорить с самим собой? – Постояв еще секунд двадцать, я вспылил и двумя пятернями шлепнул клавиатуру. – Какой смысл мне говорить с самим собой, если это не принесет толку? Это не односторонний диалог, это истошный крик о помощи в тишине! Чистейший звук клавиш, моя энергетика, мои эмоции и желание самовыражения. Самовыражения, направленного в никуда, ведь здесь просто пустота…»

Теперь я был уверен, что это сон. Но разве я уснул там, на набережной? Или уснул раньше? Это было неясно. Однако мне было побоку. Я сам не понимал, чего хотел. Оставалось только прильнуть спиной к инструменту и закрыть глаза. А можно и не закрывать – разницы никакой. «Захотел вернуть себе прежнюю жизнь, да всё пошло крахом. Ничего не понимаю, и мне страшно. Теперь я на твоем месте, Адам».

Вмиг рояль за спиной исчез, и я упал на пол, покрытый прохладным ковром. Эту комнату я узна́ю из тысячи. Гостиная квартиры Прайсов. «Да что это такое-то, а?..» Без хозяев это место смотрелось жутко. Всё такое голубое, такое безжизненное и печальное. Исследовав кухню, ванную и комнату миссис Прайс, мне оставалось зайти только в комнату Мирай. Зачем я вообще этим занимался? Бог его знает. Больше делать было и нечего. Я открыл последнюю дверь и узнал, что всё это время был не один в квартире.

Воздух в комнате, который прежде уже весь был изрыт криками, слезами сожалений и нервным смехом, куда-то начал пропадать. Передо мной, обвенчанная петлей, очень медленно качалась девушка. Взгляд мой сначала зацепился за пятки, потом постепенно залез по одежде вверх и в конечном счете достал до мертвецки бледного лица, которое больше не изображало эмоций и никогда более не изобразит.

Я сразу вновь вспомнил Адама. Всё нутро мое было вывернуто наизнанку – долго ждать рвоты не пришлось.

– Это же просто кошмар, да?! Это же не по-настоящему! Нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет! – причитал я, скукоживаясь на полу. И только всхлипы были слышны в нестерпимой тишине мертвой комнаты.

Но и тут я надолго не задержался. Миновала минута – и подо мной уже кафельная плитка. Заметил перемещение, встал. Это школьный коридор. Незнакомый мне абсолютно. Все стены, весь пол, все окна были заляпаны кровью. Словно здесь убили всех, кто когда-либо появлялся в этом месте. Тонкий серп луны светил сквозь багровую пелену на стекле и не внушал ничего, кроме отчаяния. Вопросов больше не осталось. Не осталось ничего, кроме боли. И никто, ничто мне не поможет. Точно какое-то проклятие. Разве я это заслужил?..

* * *

Я обнаружил себя в постели. Глаза всё так же болели, тело – измочаленное. Неописуемый опыт. Я был рад, что лежал под одеялом и смотрел в потолок.

– Самый реалистичный сон в моей жизни, – сказал я шепотом.

И тотчас до меня долетели слова:

«Доброе утро, Рэй. Сегодня очень важный день».

Я оставил это без комментариев.

«Я понимаю, ты устал, тебе плохо, у тебя ушла земля из-под ног, и ты не знаешь, что делать. К тому же запутался в собственных чувствах, в сознании – полнейшая чехарда…»

– Уже утро, правда? – наконец пролепетал я.

«Верно. И тебе лучше побыстрее встать».

– Зачем?

«Мирай сейчас не в себе».

– Мне-то что? – съязвил я. – С этой Мирай покончено. Мне ненавистна она. Отвяжись.

«Знаешь, перед озлобленным человеком нет никаких преград. Ты и вправду думал, что поломка оружия ее остановит?»

– Что ты имеешь в виду?

«Время идет, колодцы вот-вот заполнятся кровью», – только и сказал Черныш. И до меня тут же дошло.

– О боже… Вот дрянь!

Выжимая из организма остатки сил, я пулей вскочил с постели и, накинув первую попавшуюся куртку и обувь, рванул прочь из дома.

Глава тринадцатая «Слабый» [48] и эпиграф к человеческому упрямству