Жди меня, когда небо окрасится в розовый

Всё еще оторванный от реальности, я чуть было не взял предлагаемое в рот. «Да что это я делаю?!» – вспыхнуло в голове, и тут же сдавил сигарету в руке.

– Что с тобой, Рэй?

– Прости, я не курю.

– Как скажешь. – Она пожала плечами, отряхнула руками волосы, достала из рюкзака зонт, раскрыла его и сделала несколько маленьких шагов в сторону дома. – Пойдем домой тогда, что ли.

– Пойдем!

Я быстро настиг ее, и мы пошли по знакомому ей маршруту, подталкиваемые сзади легким попутным ветром. Снег продолжал свое падение, и на душе вновь стало хорошо. Впервые за день мне стало так хорошо… И даже забылась на время непонятно откуда взявшаяся плохая привычка Мирай. О ней я упомяну чуть позже, но а пока в голове прояснилась одна очень давняя, но приятная сцена.

* * *

То было время, когда мы с Мирай прогуливались под дождем. Не снегопад, конечно, но ситуация была схожа. У нее был зонт, а я, по своему обыкновению, не взял, и по иронии судьбы дождь, разумеется, случился.

Я пришел к ее школе после своих занятий, которые закончились раньше уроков Мирай. Уже тогда тучи сгущались, предвещая отнюдь не теплый, буйный ливень. Однако мне было всё равно: мое внимание приковала изящно-милая фигура моей возлюбленной, что шла не спеша, с немного мутным взглядом, томно улыбаясь, глядя мне в глаза. Стоило ей подойти ближе, как начали накрапывать первые моросящие капли. Облака уплотнялись, напитывались грозовой силой мгновенно, так что Мирай достала из своего рюкзака зонт и раскрыла его. Темно-синий нейлоновый восьмигранник легко навис над нашими головами, и ушам, помимо общего уличного гомона, стал слышен чуть глухой звук ударов капель о прочную материю. Я сообщил Мирай о своей оплошности, и она, вдоволь посмеявшись над моим упрямством, предложила пройтись вместе с ней. Согласия долго ждать не пришлось – и мы не спеша пошли домой.

В начале пути никто не произносил и слова, однако каждый вслушивался в звуки вокруг. Приятная, невесомая влага ощущалась на коже, дождевой аромат незаметно заползал в ноздри, и на душе становилось теплее. Кругом будто бы витала некая романтика, которую, впрочем, и я, и Мирай чувствовали с самого начала. Не хватало только какого-нибудь разговора, не важно о чем, – лишь бы просто развеять неловкость от затянувшейся тишины. Наши души желали общения, и в какой-то момент я собрал волю в кулак и заговорил первым.

– Как мне по-необычному уютно. Не странно это? – сказал я тихим голосом, как бы стараясь не перебивать шелест дождя.

– Да нет, – так же еле слышно ответила Мирай, – мне вот тоже как-то… тепло, что ли. Может, потому, что мы рядом друг с другом?

– Может, и поэтому…

Я чуть сконфузился. Лицо Мирай отражало нежность и легкую усталость вкупе с каким-то еле заметным порывом чем-то поделиться.

– Слушай, Рэй, – начала вдруг она, – а как у тебя в школе дела обстоят? Ты часто спрашивал меня, я тебе рассказывала, но сам ты не делился этим…

– А-а… Ну, всё неплохо. Учусь средне, друзья есть, и ладно. В принципе, жаловаться особо не на что. Я вполне доволен своей школой.

– М-м-м. А у меня сегодня казус приключился…

– Какой?

– Я попыталась заговорить с одноклассницей, и вроде всё получилось… Мы поговорили где-то минут пять, причем успешно, мило. Я уж было обрадовалась, что, возможно, наконец-то смогу завести себе подругу, да вот потом услышала, как она сплетничает обо мне с другими девушками на следующей же перемене. Представляешь себе, сплетничает уже! Я просто сказала ей, что после школы встречаюсь с парнем, а она давай подругам разбалтывать. И такой яд потек, боже… От насмешливых теорий о моих интимных отношениях до бездумных догадок о моем парне. Людям всяко интересно, когда кто-то, казалось бы, нелюдимый вдруг начинает раскрываться и – «не может этого быть!» – оказывается, что он такой же, как и они, и что у него есть своя личная жизнь, увлечения, интересы, проблемы и прочее. Он может быть кем угодно, но просто не говорит об этом. Ей-богу, реакция у этих девушек была такая, словно я подснежник, что расцвел в июльский зной… И как после такого снова говорить с той девочкой? Да я больше никогда к ней не подойду!..

Последние слова были сказаны с меланхолией, с каким-то легким надрывом, который для внимательного слушателя мог показаться началом плача. Только Мирай не плакала. Она как будто сожалела о чем-то.

– И правда, – ответил я. – Люди бывают такими забавными и пугающими. И вроде, с одной стороны, кажется, что экспонаты – это мы, а для нас, по сути, – они. Ха-ха! Есть какое-то третье лицо – ему вот явно не смешно. Я имею в виду, что если взглянуть со стороны на ситуацию, то всё действительно грустно.

Мирай задумчиво покивала, вздохнув с облегчением.

– Такая мелочь это, – сказала она. – Но для меня – нет. Ведь эти девушки завтра об этом и не вспомнят, а я буду помнить еще долго. Не знаю, почему даже. Может, этому поспособствует и этот разговор, как думаешь? – спросила вдруг она с озорным оттенком в голосе.