Жди меня, когда небо окрасится в розовый

– Правда? И кто же те спасители человечества, что додумались залатать ее?

– Может, такие же привереды, как ты, но с умением готовить, – шутливо ответил я и заправился беконом.

– Надо как-нибудь поискать их заведения… – Мирай доела свой десерт и, вытерев рот салфеткой, стала дожидаться меня.

В целом перекус вышел хорошим. Я не почувствовал себя сытым после одной тарелки, но и заказывать еще желания не возникло. Мирай же очень даже наелась, так что душа у меня осталась спокойна. После этого мы направились на автобусную остановку, чтобы оттуда отправиться в полуторачасовое путешествие по городу. Потом нам еще предстоял путь пешком в десять минут до выбранного места.

Если для меня сесть в автобус представлялось делом обычным и даже до скуки рутинным, для Мирай это было сродни козням в адском котле. Она всей душой ненавидела общественный транспорт. Ненавидела скопление людей в нем, особенно их взгляды. Стоило ей только заметить свободное место, как она сразу занимала его, поворачивала голову к окну и больше никого вокруг себя не воспринимала.

Так случилось и в этот раз. Мы вошли в автобус и, когда двери еще даже не закрылись, тут же приземлились на два передних сиденья. И всё. Для юной пигалицы в салоне с этого момента никого, кроме нее и меня, не существовало. И именно поэтому она позволяла себе спокойно болтать со мной на разные темы, как бы успокаивая себя этим. Да, она нервничала, ведь факт присутствия такого внушительного количества людей давил на нее. Ее разум не мог забаррикадироваться ото всех, как бы Мирай ни старалась. Странно, конечно, но у нее это работало так: кругом ни души, но всё равно нервозно. А я только рад был отвлечь ее от автобусного общества непринужденным разговором. Да вот только в один момент разговор этот пошел совсем по другому направлению. Опять заговорили о семье Мирай. И о своем отце она старалась говорить как можно холодней.

– Он был не самым лучшим, не так много зарабатывал банкиром, но, по крайней мере, ценил меня и маму. Он не жалел денег нам на подарки, всегда ставил работу на второе место, а на первое – семью. Прилежный семьянин, словом. Любимый папа. Только надо было же ему податься в юристы!.. Ему как-то частный заказ перепал, ну, как раз поездка в Германию. Там и разбился. А знаешь ли ты, Рэй, что фамилия моя – это не его вовсе? Он был Даррелл Рейн, а не Прайс. Когда женился на маме, решил взять ее фамилию, потому что своей стыдился. Дескать, дождь – это вообще как-то уныло и, возможно, даже приносит несчастья… Он был весьма суеверным человеком и верующим, конечно… В общем, так и стал Дарреллом Прайсом. Ну и фамилия у меня соответствующая.

– Понятно… – только и выдавил я.

– Семья у нас была и вправду хорошая, – продолжала Мирай. – Почти примерная. Если бы только не ссоры, в последнее время участившиеся. Мама стала властвовать над отцом, а ему это не нравилось. В ход шли различные оскорбления и аргументы из разряда: «Ты даже фамилии родной своей стыдишься, мою взял – разве это не доказательство твоей незрелости?» О да, он был тем еще большим ребенком. Довольно наивным, в меру глупым, но когда надо – включал серьезность на максимум, и тогда его было просто не сокрушить. Строптивость его не перебивала упрямство мамы, так что я предполагаю, что он согласился принять тот заказ на выезд в другую страну лишь затем, чтобы дать маме отдохнуть. Вообще, мой отец как-то хотел переехать всей семьей в Россию. Не знаю почему, но ему эта страна очень импонировала. Возможно, что, если бы он был жив, мы бы с мамой сейчас были по ту сторону океана.

Мирай закрылась. После слова «океана» она чуть не заплакала.

– Понимаешь, я много раз в последнее время проклинала его за поведение – за то, что он всё меньше и меньше уделял внимание мне и маме: подолгу засиживался как бы на работе, возвращался домой поздно – бог знает, где он был на самом деле; завел друзей, уходил с ними в выходные отдыхать; на охоту всё чаще уезжать стал в свободное время. И я не понимала, почему он так делал. Однако теперь, думаю, поняла. Он осознавал, что, если ссоры с мамой так и продолжатся, развода не избежать. Да и сам он просто уставал от них, даже сильнее, чем мама. Потому и избегал ее, чтобы хоть на сколько-нибудь еще продлить ту недоидиллию. Только в его отсутствие мама сетовала на то, что «твой папаша забивает на семью». И сейчас я всё еще не знаю, можно ли было избежать конца…

Всё это время на нас то и дело пялились пассажиры автобуса. Но Мирай они не тревожили, как и меня. Хотя некоторые из взглядов буквально лапали нас, и они настолько были полны некоего отвращения, жалости и дикарского любопытства, что так и хотелось вскрикнуть на весь салон: «Хватит на нас смотреть, вы, уроды!» Однако я не решался такого сделать. Я и не знал, что́ отвечать Мирай, ей-богу, по-прежнему не знал, как реагировать на подобные откровения. Но моя ненаглядная уже говорила, что достаточно и простого слушания. И если ей от этого легче, то и мне спокойнее.