Жди меня, когда небо окрасится в розовый

«У вас тут строгая иерархия установлена?.. А кто тогда в самом низу? А наверху?..» К этому моменту я уже осушил чашку.

– Впрочем, ладно. – Рой деловито сложил руки на столе. – Я смотрю, ты закончил. Мы тебя не задерживаем. Парень ты, как погляжу, забавный, в тебе видна юношеская искра.

– А? – не понял я.

– Проще говоря, ты мне пока нравишься. Сейчас можешь идти. Мирай небось заждалась уже своего принца.

– Да. – Я встал из-за стола. – Большое спасибо за чай, миссис Прайс.

– Ой, зови меня просто Наоми, дорогуша, – ответила та, по-доброму сверкнув глазами. – Тебе спасибо за визит.

После этого я поднялся на третий этаж в немом изумлении. «Какие же они потрясающие!» И стоило заглянуть в комнату возлюбленной, как изумление мое усилилось вдвое.

Мирай сидела на диване и перебирала аккорды на гитаре. Это я еще слышал, пока шел по лестнице, но мое внимание зацепила картина, которую раньше я не видел. Она висела прямо над головой Мирай. Это был пейзаж – одинокий ночной луг, сияющий в свете луны. Небольшой холм, чуть колыхающиеся на ветру летние цветы, чистое ночное небо, прорва звезд на нем и луна вдали, прямо над цепочкой других холмов. Картина была написана преимущественно в синих оттенках. От нее веяло какой-то меланхолией, и отцепиться я никак не мог; она внушала мне такое же трагическое, такое же глубокое, рождающее восторг чувство, какое внушает всякое выдающееся творение искусства. И всё же при детальном осмотре появилась мысль, будто чего-то ей недостает.

От поиска этой недостающей детали меня отвлекла Мирай, которая, отложив гитару, встретила мое присутствие вопросом:

– Что, нравится картина?

– Никогда бы не подумал, что ты разместишь у себя в комнате подобную живопись, – ответил я, еле отводя завороженный взгляд от полотна.

– Мне нравится смотреть на нее. В особенности из-за цветовой гаммы. Знаешь, синий цвет в определенные моменты может внушать как умиротворение, так и грусть. Мне вспомнился период в творчестве Пикассо, когда он рисовал картины преимущественно в голубых тонах. А умиротворение… Почему-то синий у меня всегда ассоциировался с тоской – и ни с чем иным больше. Иногда я думаю, что он, цвет, – часть меня, словно вся состою из сплошного голубого или синего. Представь себе, что за глупость!

– Могу сказать, что понимаю тебя. Для меня синий тоже цвет меланхолии. Вот только, мне кажется, этой картине чего-то не хватает.

Мирай задумчиво оглядела пейзаж на стене, но, было видно по лицу, как будто ничего схожего с моим ощущением не почувствовала.

– Ладно, пока не могу понять, чего ей не хватает. Но это определенно шедевр. Где ты взяла его?

– Купила на распродаже прошлым летом у одного уличного художника. Мне понравилась концепция. Одинокий луг, спокойная ночь. Тема одиночества и уединения души. Безграничный космос и луна как символ стремления к чему-то далекому. Это нашло отклик в моем сердце, потому и взяла. Всего две сотни за нее отдала.

– Две сотни?! – воскликнул я. – Да ну, она должна стоить не меньше пятисот!

– Ну что уж поделаешь, уличные художники не могут завышать цены, а вынуждены, наоборот, занижать, иначе их искусство просто никто не купит. Но я согласна с тем, что она стоит куда больших денег. Моя бабушка, кстати, тоже художница.

– Правда?

– Ага. Все картины на втором и первом этаже – ее работы. В соседней комнате на третьем тоже есть пара ее картин.

– Она всё еще рисует?

– Да, это ее хобби. У нее в кухонном шкафу спрятан набор художника. Или как там это у профессионалов называется…

– Понятно. – Тут я понял, что нужно переменить тему. – Слушай, а ты, как я слышал, неплохо играешь на гитаре.

Мирай снова взялась за гриф гитары и едва заметно обнажила зубы.

– Спасибо. Я уже три года как занимаюсь музыкой. Подтянула навыки игры на клавишных и гитаре как раз. Хочешь, сыграю?

– Пожалуйста. Мне интересно.

– Тогда давай начнем с гитары. Что хочешь услышать?

– Давай что-нибудь, что нравится тебе.

Она довольно кивнула и начала играть аккорды знакомой мне песни. Я почти сразу же узнал мотив группы Oasis и ее бессмертный хит. Внезапно Мирай негромко запела. Лирика песни смешалась с гитарным боем, и меня вновь заворожило. С переходом на бридж я решил в унисон с ней затянуть томным голосом строки из Wonderwall. Так мы вместе спели еще и припев, а затем моя возлюбленная порывисто переставила пальцы на грифе, и на весь этаж, а скорее, и на весь дом, зазвучали Supersonic и Little by Little того же коллектива. Не возникало сомнений, что эти британцы безумно нравились Мирай. Как и наши соотечественники из Сиэтла – композиция Heaven Beside You следом выскочила из-под ее ловких пальцев. И исполнение было пронзительно трогательным. Мелодия Radiohead, неожиданно вошедшая в очередь, несколько вскружила мне голову – так гипнотизирующе Прайс распевала Jigsaw Falling into Place. Канадцы тоже не остались в стороне – Wake Up ворвалась в музыкальный парад нежно и чувственно, однако с уверенным напором. Затем, минуты через три, резко оборвалась на высокой ноте, и в заключение Мирай спела Follow группы Breaking Benjamin.