Лан Нхен опустилась на колени перед оборудованием и уставилась на кабель, обвивший выступ корабля.
- Хорошо, приступим к тому, зачем пришли. Ты видишь?
Молчание; затем перед ней возникла голограмма Кук в полный рост. Хотя аватар был намечен лишь условно, двоюродная прабабушка всё равно передавала достаточно деталей, чтобы создать узнаваемый образ Кук.
- Мило, - сказала Лан Нхен.
- Ха-ха-ха, - ответила Кук. - Для трансляции подробностей не достаточно пропускной способности - надо экономить для детализации на твоей стороне.
Она подняла руку, показывая на самый дальний экран у стены.
- Отсоедини сначала его.
Это было медленно и мучительно. Кук указывала, и Лан Нхен, проверяя, отсоединяла и сдвигала. Дважды её пальцы оказывались слишком близко к кабелю, и рядом - чересчур близко - раздавался электрический треск.
Они двигались от стен к центру помещения, оставив гору оборудования напоследок. Первые попытки Кук привели к тому, что с жутким звуком выскочил какой-то кабель. Они подождали, но ничего не произошло.
- Похоже, мы что-то сожгли, - сказала Лан Нхен.
- Очень жаль. Ты прекрасно знаешь, что у нас нет времени на осторожность. Может... полчаса до того, как включатся другие системы защиты. - Кук двинулась дальше, указывая на следующий маленький и широкий терминал: - Выруби вот этот.
Когда они закончили, Лан Нхен отступила, чтобы окинуть взглядом свою работу.
Центральный отсек вернул свой прежний вид: вместо оборудования Чужаков на месте Разума торчали знакомые выступы и острые органические иглы. Стало видно и саму Разум - она уютно покоилась в своей колыбели, обхватив системы управления кораблем, каждая из её бесчисленных рук занимала разъем. Огромная голова - шар неправильных очертаний, покрытый проводами и венами, - отражала огни. Выжженная отметина после атаки Чужаков была отчетливо видна: темная и продолговатая, она повредила пару вен и зацепила один из разъемов - он выгорел до чернильного цвета.
Лан Нхен выдохнула: она даже не сознавала, что перестала дышать.
- Ей повредили разъем.
- И поцарапали, но не убили - добавила Кук. - Как ты и говорила.
- Да, но...
Но одно дело снова и снова запускать симуляции атаки, всё время получая одни и те прогнозы; и совсем другое увидеть, что симуляции соответствуют правде и повреждение можно исправить.
- У тебя в сумке должен быть другой разъем. - сказала Кук. - Я расскажу, как его подключить.
Закончив, Лан Нхен отошла на шаг назад и стала смотреть на двоюродную бабушку, испытывая странное ощущение, что она вторглась без приглашения. Центральные отсеки Разумов были их цитаделью, местом, где они могли изменять реальность по своему желанию и выглядеть так, как им хотелось. Видеть двоюродную бабушку такой, без всяких прикрас... это тревожило сильнее, чем предполагала Лан Нхен.
- Что теперь? - спросила она Кук.
Даже без детального изображения Лан Нхен знала, что кузина улыбается.
- Теперь вознесём прародителям молитву о том, чтобы для её возвращения было достаточно прервать трансляцию.
Ещё одна ночь в Прайме. Кэтрин, задыхаясь, просыпается от цепких объятий ночного кошмара - на этот раз снились красные огни, и бегущий текст, и ощущение нарастающего холода в костях, холода настолько сильного, что казалось, она никогда не согреется, сколько бы одежды на себя ни напяливала.
Джоанны нет. Рядом, тихо посапывает во сне Джейсон, и Кэтрин внезапно затошнило, когда она вспомнила, что' он ей сказал, как буднично он говорил о блокировании памяти, о том, что у неё украли дом и дали взамен новый. Она ждёт, что тошнота пройдет, ждёт, что всё устроится как обычно. Но неприятное ощущение не проходит.
Поэтому она встает, подходит к окну и смотрит на Прайм - широкие чистые улицы, ухоженные деревья, балет автолётов в ночи - мириады танцев, составляющих общество, которое держит её взаперти от рассвета до заката и всю ночь. Ей интересно, что сказала бы Джоанна, но, конечно, Джоанна больше никогда ничего не скажет. Джоанна ушла вдаль, в темноту.
Тошнота не желает уходить, она распространяется, пока всё тело не начинает казаться клеткой. Поначалу Кэтрин думает, что ощущение только в животе, но оно поднимается, пока руки и ноги тоже не становятся тяжёлыми и слишком маленькими, и вот уже любое движение даётся с трудом. Она поднимает руки, борясь с впечатлением, что эти отростки ей не принадлежат, и трогает лицо, ища знакомые черты, что-то, что привяжет её к реальности. Тяжесть распространяется, сдавливает грудь, становится трудно дышать - ребра трещат, а ноги делаются неподъёмными. Голова кружится, как перед обмороком, но милосердная темнота не снисходит.
- Кэтрин, - шепчет она. - Меня зовут Кэтрин.
На губах невольно возникает другое имя. Ми Чау. Имя, которым она назвала себя на языке вьетов - в краткое мгновение перед тем, как её разорвали лазеры, перед тем, как она погрузилась во мрак. Ми Чау, принцесса, которая невольно предала отца и свой народ и чья кровь превратилась в жемчужины на дне океана. Она пробует имя на вкус, и, похоже, отныне это единственное, что ей принадлежит.