Сообщение пришло на мой Вокс, и я взглянул на него, радуясь отвлечению. Клетка нашла поблизости прибор — Ладонь Дайю. А следом — сообщение Лин И: «Дай мне пятнадцать минут». Я сунул ладони в карманы брюк и пошел по большой комнате. На одной стене были книжные полки, заполненные сотнями книг. Я с любопытством разглядывал корешки. Некоторые были явно связаны с чтением в школе, обычная классика, в остальном ее вкусы были смешанными: детективы, фэнтези, романтика и ужасы.
На полках стояли мелочи: пластмассовый единорог с радужным хвостом, заплетенным в косу, шишка размером с кулак, нефритовая фигурка козла и похожая из золота.
— Похоже, книги изучавшему литературу интереснее меня, — сказала она с кровати.
Я рассмеялся.
— Я думал, что у меня тур по твоему дому, — длинный стол из розового дерева, украшенный вырезанными хризантемами, стоял у полок, служил письменным столом. — Но ты права, я не могу сопротивляться желанию посмотреть на книги.
Она встала, взяла античную вазу с камина и пропала в ванной с ней и моим букетом.
— Мне тоже нужен перерыв от гала, — сказала она из другой комнаты. — Я чувствую себя уютно только в своей спальне. Остальное принадлежит отцу, — она вернулась с цветами в фарфоровой вазе. — Здесь нет камер.
Волоски на моей шее встали дыбом. Конечно. У Цзинь была лучшая техника для охраны, и каждый угол был под наблюдением в его собственном доме. Кроме спальни дочери. Я чуть не спросил: «Уверена?». Вместо этого я подошел к ней, забрал вазу и поставил на стол из розового дерева.
— Красивые, — сказала Дайю, сжав мою ладонь. — Это было заботливо с твоей стороны.
Нужно сказать Виктору, что он очень помог мне с цветами, хотя его эго вряд ли требовало роста.
Она придвинулась ближе, глядя на меня темными карими глазами, словно могла заглянуть в мою душу, прочитать все мои секреты. Я заставил себя выдержать ее взгляд, успокоился и приготовился, что она узнает меня. Узнает, что я похитил ее.
Вместо этого она медленно улыбнулась.
— Ты скромный.
Боги. Равнодушный, может. Но не скромный. Меня никогда не приглашали в спальню ю-девушки, но меня приглашали мэй, и это всегда означало только одно. Было так просто обвить ее руками и поцеловать, увидеть, куда поцелуй заведет. Разве я не должен был подружиться с Дайю? Дружелюбнее уже некуда. А если это все разрушит? Инстинкт говорил мне, что она не из торопливых, мне казалось, что меня проверяют.
— Не совсем, — ответил я, улыбаясь ей. — Я рад, что тебе понравились цветы.
Я прошел к окнам с видом на просторные сады внизу. Вдали была беседка с зеленой изогнутой крышей, освещенная мягко золотыми огнями. Вид напомнил мне «Сон в красном тереме», многие сцены, которые Баою и Дайю провели в садах своего поместья.
— Так ты живешь здесь одна с отцом? — спросил я, развернувшись. Она прислонялась к резному столбику своей кровати и смотрела на меня, скрестив руки.
— Вдвоем, да, — сказала она. — А еще бывают гости и наша команда охраны.
Я искал взглядом в комнате фотографии, старые или цифровые. В комнате была только одна фотография, Дайю лет десяти или одиннадцати на вид держала мохнатую белую собаку в руках, радостно смеялась на камеру. Фотография была в серебряной рамке. Не было фотографий Дайю с кузинами, на дне рождения с друзьями, или портрета из студии с родителями. Отсутствие таких мгновений в спальне о многом говорило.
— Это твоя собака? — спросил я.
— Ее звали Мочи. Мама подарила ее мне на восьмой день рождения, — она подняла рамку и посмотрела на фотографию. — Два года спустя отец заставил отдать ее, потому что она сбила орхидею, и горшок разбился.
Я сдержал все оскорбления в адрес Цзинь. Вместо этого я сказал:
— Твоя мама подарила тебе Мочи, чтобы тебе было не одиноко?
Дайю тихо вдохнула и кивнула, опустив фотографию.
Я представил ее ребенком в этом огромном доме, одна, кроме гостей отца, никогда не говоривших с ней. И Цзинь заставил ее оставить единственного друга. Я знал, что мое детство было сложным, я много раз чувствовал себя одиноким. Дайю испытывала другое одиночество. Но одиночество было везде.
— Ты не осталась с мамой? — спросил я, тон прозвучал мягче, чем я хотел.
— Родители развелись, когда мне было три, — сказала она. — Отец хотел избавить маму опеки. В наказание за то, что она посмела оставить его. Она живет в Гонконге, и я вижу ее раз в пару лет, — она теребила бриллианты на шее. — А твои родители?
— Женаты двадцать лет, — ответил я, не думая, ведь я запомнил данные об этой своей личности так, чтобы они стали второй правдой.
— У тебя есть брат или сестра?
Я покачал головой.
— Я — единственный ребенок.
— Я всегда хотела брата или сестру… — прошептала Дайю, ее прервал тихий звон колокольчика. Она взяла Ладонь со столика у кровати и провела пальцами по экрану, удивленная улыбка тронула уголки ее губ. — Ангела хочет знать, не прерывает ли она нас. Она идет сюда.
Видимо, у нее был доступ, как у подруги Дайю, раз Ангела знала путь в ее спальню.