Желание

– В чем дело? Что тут, черт возьми, происходит? – спрашивает Мекай. – Мы проучились в Кэтмире четыре года, и да, разные кланы борются между собой, и у волков образовался вакуум власти после того, как Коула услали прочь, но прежде у нас никогда не было такого насилия. Даже тогда, когда… – Он замолкает, глядя на что угодно, только не на Хадсона.

– Даже тогда, когда я истреблял обращенных вампиров, которые планировали помочь Сайрусу уничтожить мир? – язвительно спрашивает Хадсон, нарушая вдруг наступившее молчание.

Флинт напрягается, что заставляет напрячься и Луку – похоже, отношения между ними продвинулись куда дальше, чем я думала, и я улыбаюсь.

Я смотрю, как они строят друг другу глазки, и радуюсь тому, что я не сказала ему, что Кровопускательница сделала с ним – и со всеми нами. Это бы только запутало его, сбило с толку, а это было бы нечестно и по отношению к нему, и по отношению к Луке, тем более что теперь между ними что-то есть, и он наконец-то смог выбросить Джексона из головы. К тому же, скажи я ему, он, возможно, опять испытал бы боль, поняв, что Джексон не выбрал его и на этот раз – после того, как магии поддельных уз сопряжения пришел конец.

Я опять поворачиваюсь к Иден.

– Как ты?

– По-моему, кровь больше не идет, – говорит Иден и опускает полу блузки, которую прижимала к своему носу. – Как он выглядит?

Мэйси потрясенно ахает и снова вскакивает на ноги. Изящный носик Иден имеет теперь совершенно иную форму, чем во время завтрака, и Мэйси отвечает:

– По-моему, нос у тебя сломан. Тебе надо в лазарет.

Иден закатывает глаза.

– Пустяки.

– Как это пустяки? – Я перевожу глаза с Иден на Мэйси, которая только морщится.

– Мы с этим справимся. – Флинт выходит вперед.

– Эй, сбавь обороты! – говорит Иден, вскинув руки. – Полегче, Огневик. Я не позволю тебе дотронуться до моего носа.

– Да уж, не надо, – в ужасе соглашаюсь с ней я. – Мэйси права – я отведу тебя к Мэриз.

– Ну нет, нам такие крайности ни к чему, – заверяет меня Иден. И, подняв руку, вправляет свой нос.

– О боже! – в ужасе верещу я, все еще слыша хруст. – Что ты сделала?

– Она вправила себе нос, – невозмутимо отвечает Джексон, но глаза его смеются.

– Я по-прежнему считаю, что тебе нужно показаться хотя бы медсестре, – шипит Мэйси. – О чем ты вообще думала?

– О том, что я хочу тако. Я просто умираю с голоду. – Она делает мне знак промыть ссадину на ее переносице, но, прежде чем я успеваю это сделать, к моей аптечке тянется Мэйси.

Открыв крышку, она берет пузырек с перекисью и комок ваты.

– Это немного пощиплет, – мягко сообщает она.

– Не бери в голову. – Иден улыбается. – Эта штука уже начинает заживать.

– Не может быть… – начинаю я, наклонившись, чтобы посмотреть.

– У тех, кто меняет обличья, все заживает быстро, – тихо напоминает мне Хадсон. Он стоит менее чем в футе за моей спиной, и я дрожу, чувствуя его дыхание на моем затылке.

Эта дрожь вызывает у меня чувство вины, и я искоса гляжу на Джексона. Одно дело, когда Джексон говорит, что он не против того, чтобы мы с Хадсоном были вместе, и совсем другое, когда он смотрит, как это происходит.

Его лицо сурово, оно выглядит так, будто оно высечено из гранита, но он больше не смотрит на меня, так что вряд ли это из-за нас. Правда, он с этим своим лицом вообще ни на кого не смотрит. А просто хмурится, глядя куда-то вдаль.

– У меня все заживает небыстро, – шепчу я, обернувшись к Хадсону.

Он кладет ладони мне на бедра и, наклонившись, тихо говорит:

– Раны заживают быстро у тех, кто может превращаться в животных. Что же до тебя, Грейс, то тебе даны другие дары.

Его теплое дыхание обдает мое ухо, и он стоит так близко, что наверняка чувствует мою дрожь. Не знаю, о каких таких «дарах» он толкует, но при одной мысли об этом у меня вспыхивает лицо.

Он явно замечает мой румянец, потому что его улыбка становится лукавой, и он подкалывает меня:

– Ты немного раскраснелась. Может, мне уменьшить отопление?

Козел. Он точно знает, почему покраснели мои щеки.

Решив отплатить ему той же монетой, я поворачиваюсь к нему лицом. Он продолжает держать руки на моих бедрах, и теперь мы стоим так близко, что дышим одним и тем же воздухом.

– Мне и так хорошо, – говорю я ему и устремляю на него вызывающий взгляд, – но я знаю, как жар действует на тебя. Если хочешь, можешь уменьшить его.

Я имела в виду тот день, когда он обжег руку, стоя в моих дверях, но, когда его глаза превращаются в расплавленную лаву, мне становится ясно, что он истолковал мои слова совсем иначе.

– Я обеими руками за жар, если он исходит от тебя, Грейс. – Один уголок его рта приподнимается в бесовской ухмылке, и на его щеке появляется эта его чертова неуловимая ямочка. И я испытываю некоторый шок, когда до меня доходит, что мне ужасно хочется лизнуть ее. Лизнуть его. И это еще до того, как его руки сжимают мои бедра и исчезает последний дюйм, отделяющий его тело от моего.