Желание исчезнуть

Она говорила то же самое, чем уговаривал себя сам Стрельцов. Он напрасно искал поддержки Марины. Только курицы топтали траву, сопровождаемые старым нахохлившимся петухом. С моря налетал освежающий ветер, в то время как солнце, сжёгшее его возлюбленную, парило голову.

– Будет гроза, – сказал он хриплым голосом и снова закурил. – Что ты думала делать, когда закончишь тут?

– Я допишу… Во что бы то ни стало допишу эту книгу… Ну или что получится из такого материала, посмотрим. Это будет о том, что воюют не столько люди, сколько тысяча обманов. Воюет, чтобы запутать людей. И льётся кровь.

– Поэтично. А потом?

– А потом уеду.

– Уедешь? Куда? – Стрельцов удивился по-настоящему.

– В Европу, в Америку – куда угодно. Посмотреть мир, пройти стажировку, выучить новый язык. Хочу всю жизнь путешествовать, – сказала Катя. – Искать правду, писать правду…

– Ты слишком мало знаешь о вещах, о которых хочешь писать, а главное, боишься их.

– Зачем ты так?.. Я ведь тут с тобой, я тебя не боюсь.

– Меня? – Стрельцов улыбнулся. Не было рядом Марины, которая бы сказала: «Ты и не знаешь его, чтобы бояться. Хотя подошла близко». – Нет, меня бояться не надо.

Она смотрела на него долго, почти не моргая. Солнце прыгало зайчиком по её лицу, проводя токи её возбуждения, которых не почувствовал бы только каменный идол. Но Стрельцов не двигался. Его беспокоило другое. Возможно, медлить не следовало. Если Кузьма действительно совершил преступление, то не факт, что он долго останется на свободе. Сегодня власти, может, и собираются защищать его, потому что он герой, а завтра – тут Катя права – другая ложь заменит эту, и им потребуется козёл отпущения. Следует быть поближе, чтобы не упустить момент.

– Встречусь с ним, – сказал он, выбрасывая сигарету.

Катя отстранилась и покраснела, встала, пошла прочь.

– Не уезжай, – сказал он ей вслед, поднимаясь, – останься тут для меня. Можешь? Ненадолго. Я буду отвечать на вопросы. Не на все сразу, но по чуть-чуть.

После короткого колебания она вернулась и обняла его.

Глава тринадцатая

Наутро после бессонной ночи Кузьме показалось, что дом теперь тише обычного. Он чувствовал удовлетворение. Звонил генерал. Журил, но не сильно. Обещал помочь, чтобы «полиция во всём разобралась как надо». С чувством выполненного долга Кузьма упал в сон. Проспав почти весь день, он проснулся в канун вечера и первое, что увидел, была картина художника.

На мгновение он подумал, что совершил чудовищную ошибку и никогда больше не увидит Полину, но потом остатки сна оставили голову, и Кузьма почувствовал уверенность во всём происходящем. Дочка пока ещё с ним, рядом, живая и здоровая.

Он отнёс картину вниз, в гостиную, стал искать ей подходящее место. Дед сидел перед телевизором. Показывали новости из какой-то ближневосточной страны.

– Привет, – сказал Кузьма. Дед кивнул. – Смотри, что я купил в дом.

Петрович не отозвался.

– Дед, ты чего?

– Ничего… Странные вещи творятся, слышал. Людей посередь бела дня бьют в собственном доме, пока других в подполе заставляют сидеть.

– Не начинай.

– Не начинать? – дед удивлённо посмотрел на него. Его густые седые брови смешно задвигались. – Тут уж поздно начинать, когда всё кончено.

– Вот именно. Думай о будущем. Теперь в посёлке всё на лад пойдёт. Ни чертей не будет, ни наркоты – я позабочусь.

Лицо старика выглядело по-настоящему испуганным.

– Как это «позабочусь»? Так и будешь бить всех, что ли?

– Ладно тебе, Петрович, что ты как неродной? Понимаешь же, что это я для вашей безопасности всё. Посмотри лучше, что я привёз.

Дед нехотя посмотрел на картину. Постепенно его взгляд изменил выражение.

– Чего это тебя? На что потянуло?

– Вот так, Петрович. Следующий этап. Будем теперь бороться вот с таким вот «художеством», понимаешь?

– Бороться? Так ты это забрал, что ли, у кого-то?

– Это я купил. А вот завтра посмотрим. Может, что и заберу.

Дед покачал головой.

– Совсем ты, Кузьма, сдурел из-за безделья. Шёл бы работать.

– Это ты охренел просто, Петрович, – хмуро ответил тот, – берега попутал к тому же. Ты знаешь, что со мной никто не разговаривает, как ты?

– Знаю, конечно. Строишь из себя главного. Смотри, по-настоящему главному дорогу не перейди.

– Это кому это?

– Ну, главе администрации, например.

– Насмешил! Это она ко мне бегает, шоб ты знал. Понимает, кто тут сила, а кто нет. Ведь я их не выбирал. Вот меня народ выбрал.

– Кто? И шо это за народ? Весь посёлок теперь нас будет сторониться. Или ты про дружков своих? Кстати, тут с неделю назад ещё один объявился. Сказал, служил с тобой. Но видать, как узнал, что ты совсем с катушек слетел, то убежал.

Кузьма нахмурился.

– И ты молчал? Как звать?

– Не помню. А помнил бы – не сказал. Переночевал, а утром вещи забрал и ушёл, не прощаясь.

– Вот оно как. Может, тебе приснилось? Бухаешь, я вижу, уже сколько. – Кузьма снисходительно улыбнулся, косясь на бутылку под ногами старика.

– Ты меня не учи. Училка у тебя ещё не доросла.

– Наглый ты, Петрович, – лениво бросил Кузьма, вбивая в стену гвоздь. – Не понимаешь, с кем дело имеешь.