Желание по принуждению

– Как ты понял, что он выбрал меня? – произношу я и прикрываю глаза, чтобы стереть тошнотворную фантазию, навеянную теми фотографиями. – И ту девушку.

– Типаж.

– Я не чернокожий альбинос, – я выплескиваю остатки слишком крепкого чая в раковину, запоздало вспоминая, что ее нет, а есть только овальное отверстие в столешнице. – Черт.

Его рука вдруг сжимает мою и стальным и усилием заставляет разжать пальцы. Чашка выскальзывает из ладони и после короткого падения разбивается вдребезги об железный короб с инструментами.

– Чтобы запомнить, нужны последствия, – произносит он сдавленно.

Я смотрю на осколки, на те самые последствия его грубого прикосновения, и думаю, что их уже не склеить. Красивая дорогая чашка, только из упаковки, еще ни одного скола или царапины, и сразу об пол.

– После той девушки я запомнил, что не ошибаюсь, – добавляет Кирилл, смотря под ноги. – Я знаю, каких девушек он выбирает.

Мне холодно от его голоса, и это не причуда восприятия или банальная метафора, я физически чувствую, как тело реагирует на выстуженную интонацию и звонкие паузы, которые он позволяет себе без меры. Впрочем, я уже привыкаю к такому темпу, когда просится вторая фраза, но приходит молчание. И он говорит без надлома, как будто прошло много-много лет и теперь осталось только глухое эхо. Или я фантазирую, чтобы успокоить себя?

Мне безумно хочется одеть его в трагическое… Длинный черный плащ с поднятым воротником, который закрывает его худое лицо, например. Пусть он запутался и сам не понимает, что творит, и ему всего лишь нужно время, чтобы оглядеться по сторонам и протрезветь. Потому что если сейчас всё движется по его плану, то мне определенно отведена незавидная роль.

– Объясни мне, – я нервно сглатываю и запрещаю себе так много думать.

– Я чувствую это… Он хочет тебя, до помутнения, – он на мгновение прикрывает глаза, отдаваясь своим образам, а потом продолжает. – У него трясутся пальцы от предвкушения и перехватывает дыхание. Я смотрю на тебя, и понимаю, что он видит, что и как испытывает.

– Но ты не смотришь на меня.

Сорвалось. Я не собиралась касаться этого, не сейчас… И он замирает, словно я ударила его наотмашь, а потом на ощупь делает шаг в сторону.

– Это сложно, – выдыхает он. – Слишком сложно, я оказался не готов.

Произнесенные слова складываются в предложение, но звучат бессвязными наплывами, так заговариваются, когда кружат по тесной комнате с обитой мягкой тканью стенами. Я даже не уверена, что он до сих пор говорит со мной. Отвечает мне. И он хватается ладонями за столешницу, чтобы удержаться на ногах.

– Кирилл, – я с трудом решаюсь произнести его имя, – послушай, тебе самому нужна помощь. Если ты говоришь правду…

– Я лгу, – он резкой вспышкой обрывает меня. – Я тут и там лгу, и мне уже тошно от этого. Черт! Здесь нет правды! Никогда не было!

Он рывком отталкивается и поворачивается ко мне лицом, и теперь воспаленный взгляд мужских глаз буквально режет меня. Вскрывает. Мне нужно закрыться, хоть чем-то, руками, веками…

– Почему я не смотрю на тебя? – скребущая неприятная интонация ввинчивается в его голос. – Ты хочешь знать?

– Нет, это неважно.

– Потому что ты она. Одно лицо, – он надвигается, сжимая мои плечи, – даже глаза, живые, глубокие…

– Кирилл, прошу.

– Она смотрит из твоих глаз. Прямо сейчас смотрит. Что мне делать с этим? Скажи, что?!

И он грубо встряхивает меня, требуя ответ. Но я молчу, даже не стараясь прорвать слова через окаменевшее горло.

– Мне не нужна помощь, – он переходит на шепот, – я не прошу о помощи. Что мне нужно, того уже нет.

Злость отпускает его пальцы, он выдыхает, и я вижу, как приходит другая эмоция. Он продолжает смотреть на меня, вглядываясь в черты, которых только что избегал, и смягчается. Проглядывает то самое живое, сокровенное. И его взгляд опускается на мои губы, которые я нервно закусываю и инстинктивно дергаюсь прочь.

– Я поняла тебя. Да, я услышала…

– Я напугал тебя, – кивает он и делает паузу, за которой я отчетливо слышу немое «прости».

Но он пугает меня теперь, я понимаю, что он не может убрать руки с моего тела. Он держится за меня и неспешно подгибает под себя, миллиметр за миллиметром. Он будто сам не замечает, что делает, скованные судорогой холодные пальцы живут своей жизнью. И я чувствую их цепкое прикосновение, они душат кожу и дарят секундную свободу, только чтобы захватить снова. Он переносит правую ладонь и дотрагивается до щеки, медленно проводит по коже, сдавленно выдыхая и приоткрывая рот.

Его взгляд туманится.

– Иди ко мне, – просьба на словах, но не в руках, которые неумолимо тянут меня. – Вернись ко мне.

Глава 4. 11 июня

Ненавижу синие чернила.