Желание по принуждению

Хотя это всегда лучшие друзья – закон измены и жизни. Помню, как одна милая дурочка хвалилась, что у нее прекрасные подруги и они никогда даже мысли не допустят и взгляда неосторожного не бросят. Ведь дружба – это святое. Да, святое, и муж ее святой кусок дерьма, который никому не нужен. Вот и весь секрет исключительной честности подруг, конкуренции нет только там, где приходится скидываться на благотворительность.

А вокруг моего мужа толпа конкуренции. И он, вряд ли, отказывает себе. Хотя тут он не подонок, и я ничего не вижу, до меня не доходят намеки или легкие звоночки, ничего… Но я прекрасно знаю, из каких он мужчин, как он привык иметь всё, что ему нравится и ни в чем себе не отказывать. У нас умолчание благополучия, когда я догадываюсь, но делаю вид, что не в состоянии сплюсовать два и два. И не помню даже столь простую арифметику, как то, что он зависим от секса, а между нами осталась однообразная чинная механика. Оно и к лучшему, я всей душой благодарна девушкам из номеров отелей и уборных ресторанов, что они забирают его у меня, пусть ненадолго, но со всеми его склонностями. Я бы доплатила каждой.

– Любишь недорогие духи?

Не хочу больше о муже. Спокойный голос N и его вопрос, это лучше. Как лекарство. Он интересно говорит и строит фразы не по шаблону.

– Не играешь в роскошь? – N смотрит внимательно и то и дело соскальзывает к моим губам, но каждый раз запоздало вспоминает приличия. – Надоело? Или бунтуешь?

– Против кого мне бунтовать, – я усмехаюсь и пытаюсь поймать его взгляд.

Мне тесно и душно, и я едва заставляю себя следить за реальностью, потому что фантазии желаннее и насыщеннее, я хочу верить в них, я хочу быть в них. Я буквально вижу, как он делает шаг и нависает надо мной, как дотрагивается, тягуче проведя по бедру и собрав край платья…

– Хилфигер, да? – он вновь возвращает меня в нашу столовую, где ничего не происходит, а только томится на пороге.

– Ты знаток духов?

– Женских.

Он позволяет себе легкую улыбку и делает тот самый шаг ко мне. Резко надвигается, что я рефлекторно подаюсь назад от неожиданности, но он чуть отклоняется в последний момент и ставит кружку с недопитым чаем на столешницу. В нескольких сантиметрах от меня, так что его ладонь почти касается моей руки.

– Чего ты хочешь? – вдруг спрашивает он и, наконец, смотрит мне прямо в глаза.

Они бездонные и манящие, я окунаюсь в них с головой и не могу ничего поделать. Меня как будто парализует, я смотрю на него, как завороженная, и просто-напросто жду, что он будет делать дальше. Что принесет этот неожиданный всплеск.

– То есть какие именно? – он поправляет себя, давая мне выдохнуть. – Я хочу подарить тебе.

– Это будет странно…

– Что именно?

– Нет повода, ни 8 марта, ни день рождения.

– Ты очень красива, это лучший повод. У тебя редкое лицо…прости, я не научился говорить изящно.

– Красивое и редкое, значит, – я помогаю ему и тихо улыбаюсь.

– И чужое.

N как приблизился, так и отдалился. И эти качели стоят мне слишком много сил.

– Ты вдруг вспомнил, – из меня вырывается досада, за которую мне через секунду стыдно.

– Я не забывал. Я в его доме с его женой, приехал по его просьбе и завез его вещи из офиса, – N разворачивается и облокачивается на столешницу рядом со мной. – Много «его», согласен.

– Можно попробовать построить фразу по-другому. Без повторений.

Я произношу слово за словом, на одном дыхании, и после поставленной точки сама пугаюсь подтексту.

– Поэтому Хилфигер, надеешься перебить? – он расслабленно улыбается и отводит взгляд. – Только я пахну, как он, тот же ценник.

– А причём здесь ты?

Он смеется, впервые позволив себе яркую эмоцию, и вновь внимательно смотрит на меня. С ответом он не торопится, и мне едва удается удержать язык за зубами. Нестерпимо хочется бессвязными словами заштриховать свой же вопрос.

– Хорошо, Ольга, – он, наконец, отзывается спокойным голосом. – Значит, мне показалось.

И он уходит.

И он ушел. Так прошли две недели тишины, он перестал показываться у нас дома и дважды пропустил дружеский вечер, которые постоянно устраивает муж по субботам. Пятнадцать человек нашли время, а N нет. А я нашла занятия только на первую неделю, забила голову бытовыми заботами и всевозможными недоделками по дому и по работе. Выторгованная отсрочка помогла чуть или вообще нисколько, потому что какая разница, чем заняты мои руки, мои мысли крутятся вокруг N. Я думаю о нем, вспоминаю его слова/взгляды и с азартом скручиваю себя в узел. Туже, туже, еще оборот, еще изгиб.

Стало намного хуже. Настолько, что меня не оскорбляет смс-ка с незнакомого номера. Там адрес, день и вечернее время. Вплоть до минуты. 23.16

Глава 5. В себе