Желания требуют жертв

Минуту или две Вадим Петрович Лебешинский сидел без движения, потом неторопливо закурил, уставившись пустыми глазами в чернильный прибор на письменном столе, а затем резко развернулся к фотографиям в рамках, расположившимся на стене за его спиной. Он оглядел их все, но дольше всего его взгляд задержался на той, где черноволосый молодой парень, ничуть не похожий на всех прочих молодых людей, в футболке с длинными рукавами и мечтательными глазами беззаботно смеётся, глядя на Вадима. Воспоминания о нежданном том счастье всегда оборачивались для Вадима невыносимой болью, и даже сейчас, по прошествии времени, на его лице застыла всё та же боль. Потом он уделил внимание ещё одной, той, на которой старая дама в очках в немыслимой лягушачьей оправе, согнувшаяся от бремени лет и тяжести бриллиантов, сидит в плетёном кресле, закутавшись в плед из соболя, возле роскошного загородного дома и снисходительно кому-то улыбается в объектив.

XXIV

Несколько дней спустя, ранним утром, Платон со своим старым дедом сидели в буфетной за овальным столом, белеющим камчатной скатертью, скатертью с хрусткими изломами кружевных складок, свисающими по краям стола. Они сидели в той самой буфетной, где когда-то, совсем недавно, гостила Милена Соловьёва, где он провёл с ней несколько счастливых, незабываемых часов. Он будто бы даже сейчас чувствовал здесь следы её присутствия. Платон живо вспомнил её прямую спину, смоляные волосы и тонкую руку с фужером радлера. Ему хотелось думать о ней, как о живой, но это было нелегко. Зловещая тишина в буфетной навевала мысль о смерти, и даже запах разлитого по чашкам кофе и благоухание свежевыпеченных галет не заглушали её навязчивости.

— По заключению медицинской экспертизы, в крови Милены обнаружено огромное количество гликозидов, которые и… словом, словом, её отравили, — спокойно сказал Пётр Кантор, пытаясь размочить галету в кофе.

— Не очень улавливаю твою мысль, дед. Что это значит — её отравили? Официальное медицинское заключение гласит: анорексия, кахексия и, как следствие, суицид на фоне полного физического и нервного истощения организма — отозвался Платон, разглядывая затуманенными, безжизненными глазами серебряные кольца от салфеток. Ему очень хотелось пойти покурить, но выйти из-за стола раньше положенного срока было не совсем удобно.

— Не будь столь наивен, мой мальчик. Такие, как она, совсем не так оканчивают свою жизнь. Кроме того, в ней не было неврастеничной болезненности, а без этого суицид практически невозможен. — Скверная выходит история. Вот что я тебе скажу.

— Пожалуй, да, — согласился Платон.

— А какое ты имеешь представление об этой девушке?

Платон отмалчивался, находясь на грани ярости и страха, но не желал, чтобы дед заметил его чувств.

— Шарма ей не занимать, — начал рассуждать старый Кантор, — удивительно красивая и, говорят, талантливая женщина — в её случае природа не поскупилась. Такие люди, как она, своеобразные заложники этих даров, и вреда от них обладателю гораздо больше, чем пользы. Кроме того, у таких, как она, должно быть, немного друзей — если они вообще уместны, — зато много завистников. У таких, как она, много любовников, а любви нет. Такие, как она, не любят своих любовников, они ими просто владеют. Эта девушка любила напускать на себя некую ненужную, хотя и безобидную дерзость, которая намеренно дистанцировала её от других, вот это я заметил.

— Это поведение можно по-разному истолковывать, — отозвался Платон.

— Да? Как же именно? Как именно трактуется дерзость, грубость, невоспитанность? — дед нарочно провоцировал Платона, подталкивая его к откровенным размышлениям.

— Нет, неправда, она не такая. Она хорошая девушка. Просто она таким образом защищалась от людей. Понимаешь, дед, её цинизм — это своеобразный чехол, который оберегает произведение искусства от посягательств извне.

— Допустим. Ещё кофе? — поинтересовался Пётр Александрович, видя, что чашка внука давно пуста. — Но кому-то ведь она помешала, причём помешала настолько всерьёз? — неожиданно спросил Платона старый Кантор.

— Надеюсь, ты не собираешься меня допрашивать?

— Помилосердствуй, я ведь не по этой части. Криминалистический анализ мне не по зубам, но… но сила наблюдения доступна почти любому, и даже такому старому и выжившему из ума, как я. Однако, мой мальчик, совершено преступление. И не нужно быть великим сыщиком, чтобы понять — преступления бывают спонтанные и тщательно спланированные. Совершить убийство — это полдела, нужно уметь его ловко скрыть или замаскировать под самоубийство.

Платон пристально смотрел на деда, совсем не узнавая его и не совсем понимая его слова.