Желания требуют жертв

Никогда прежде Асе Петровской не приходилось страдать обострённым желанием респектабельности, как многим столичным балетным примам, она об этом даже не задумывалась, и поэтому она заранее избавила себя от необходимости о чём-то там размышлять. В тот вечер что-то смутное и печально-нежное зашевелилось в слишком одиноком сердце Аси. Она не могла себе представить, к чему приведёт и чем закончится эта связь. Или им необыкновенно повезёт и это всё-таки будет любовь? Возможно, она будет недолгой, с неистовой постелью, истеричными выяснениями отношений после и одинокими рыданиями в ванной под шум льющейся воды. Быть может, они принесут друг другу много короткой искрящейся радости, а потом будут ужасно утомлены долгим жгучим стыдом за своё непозволительное безрассудство, и ещё непременно ложью. Да, ложью, всё равно придётся лгать, и они оба будут вымотаны ложью. Эти самые ложь и стыд заставят их бесконечно грустить и мучиться. На безоблачное счастье Ася Петровская как- то даже и не рассчитывала, ибо этот мужчина женат, а в любовных треугольниках счастья не бывает. Но кажется, именно тогда она уже поняла, что встретилась с чем-то, чего нельзя избежать, не удастся избежать, что встретила настоящего мужчину, мужчину, который будет ей это доказывать на протяжении всего времени, отпущенного для этой любви, каждый день и каждую ночь, до тех пор, пока они не расстанутся. Он выведет её из состояния полного эмоционального и физического безразличия к любви, от её фригидности не останется и следа. Возможно, это всего лишь её девичьи неукротимые фантазии, но Ася Петровская в тот же вечер почему-то решила, что определённо настало её время и теперь она познает любовь не только на сцене, но и в жизни.

В течение двух недель Ася разрывалась между пресловутой девичьей гордостью и лёгким недовольством, что этот мужчина, едва открывшись, покинул её на столь длительный (по любовным меркам) срок. На протяжении всех этих четырнадцати дней едва она начинала думать о нём, как тут же к горлу подступал спазм, и оно становилось мокрым и хриплым. Тогда Ася представляла, как будет говорить с ним о музыке, — разумеется, если с ним вообще возможно об этом говорить, — представляла, как они вместе отправятся бродить по всем уголкам её детства, жившим в её воспоминаниях, представляла, как она наконец-то поделится с мужчиной своим одиночеством, и он её примет такой, какая она есть, без всяких поправок и оговорок. Ася жила в предчувствии этого обещанного удовольствия, словно маленький ребёнок в ожидании новогоднего сюрприза. Иногда она сгорала от нетерпения, а то вдруг делалась равнодушно-спокойной и говорила сама себе, что её совершенно не касаются нездоровые выходки случайного провинциала. Мало ли кто положил на неё глаз, ей-то что? Однако внутри не прекращала сверлить мозг фраза: «Я люблю свою жену», и это была не случайно обронённая реплика, а вполне сознательное заявление, предупреждение, что их будет трое. Да, их будет трое, и Ася не имела ни малейшего представления, кто в этом триптихе будет центральной фигурой, а кто боковыми, но предчувствовала, что очень скоро её благовоспитанность и устоявшаяся мораль будут безвозвратно попраны, если не сказать уничтожены. Она многократно обсуждала этот вопрос сама с собой, но не для принятия решения, а по большей части для соблюдения внутренних приличий, ибо решение было уже принято.

XLII

Я купил два билета к морю, — слишком буднично, словно они были супругами со стажем, сказал Евгений по прошествии двух недель, — мы улетаем завтра на целых четыре дня.

— Как завтра? Вы с ума сошли? Но, я не могу завтра, — запротестовала почти оскорблённая Ася Петровская, — у меня же работа.

— Попробуй договориться, — всё так же бесцветно продолжил он, — Асенька, работа — это повседневность, и это совсем не то, ради чего женщина может отказаться от живой настоящей радости.

— Откуда вам знать наперёд, что женщина может и чего она не может? И вообще, что за дурацкие рассуждения? — злилась Ася, стыдясь этого разговора и саму себя за то, что принимала в нём участие. Её приводила в ужас его решительность и собственное послушание этому незнакомому человеку. Евгений приблизился и нежно поцеловал её в губы, она ощутила вкус его кожи и, как взрослая, зрелая женщина, почему-то сразу успокоилась, ей стало всё равно, что может случиться с ней и окружающим её миром. Как странно! Как странно его губы меняли для неё мир: они открывали Асе глаза и она на всё смотрела иначе. Почему этого не случалось с ней раньше?

Ей нравился его запах, нравилось то, как он на неё смотрит. Это был не восторженный, не восхищенный мужской взгляд, какие ей доводилось ловить на себе, Евгений смотрел на неё с необыкновенной трогательной нежностью в сочетании с каким-то звериным желанием, отчего Ася с самой первой их встречи дрожала под этим долгим открытым взглядом. Никто и никогда прежде так не смотрел на Асю Петровскую. «Стоп-стоп, — тут же подумала Ася, благовоспитанная девушка-подросток, — а как же его жена?»

— Ваша жена… Что же будет потом?