— Конечно нет. Я мог понять, почему она держала свою проституцию в секрете. Она была не первой и не последней женщиной, которая использовала свое тело для оплаты счетов, — отрезал он. — Но не потому она чувствовала необходимость лгать об обстоятельствах моего зачатия и о моем отце. Когда мы переехали из фавелы и она пошла домработницой к твоему отчиму, она сказала мне, что мы не будем там долго. Она объяснила, что мой отец был богатым и влиятельным человеком, и однажды он вернется, спасет нас и заберет из рабства, и мы будем счастливо жить вместе в большом и красивом доме.
— И ты ей поверил?
— Ну конечно же! Дети склонны верить тому, что им говорят матери. И мы оба знаем, какими хорошими лгуньями могут быть женщины, не так ли, Эмили? — Последовала пауза, и он бросил на нее циничный взгляд. — Но самое лучшее она приберегла напоследок. Драматическое предсмертное заявление. Не было никакого богатого и влиятельного папы. Просто ее бывший клиент, бродяга и мошенник, который к тому же избивал ее. Он провел большую часть своего времени в тюрьме и погиб, когда его мотоцикл врезался в дерево. Моя мать в то время была беременна вторым ребенком.
— О, Алех. Это ужасно, — ошеломленно сказала Эмили, быстро моргая, словно пытаясь сдержать слезы. — Мне очень жаль.
Он снова горько улыбнулся:
— Забавно, правда? Я всегда сожалел, что был единственным ребенком. Но оказалось, что у меня есть младший брат. Ребенок, на содержание которого у нее не было денег, поэтому она продала его.
— Что ты сказал? — Ее голос звучал как будто издалека, когда она недоверчиво посмотрела на него. — Ты хочешь сказать, что твоя мать родила еще одного ребенка и продала его?
— Да, именно так.
— О, Алех…
— Нет, — с горечью ответил он. — Пожалуйста, избавь меня от этой доброты и сострадания — дрожащих губ и больших влажных глаз. Я не поэтому тебе все рассказал. Вот и вся история. Больше ничего нет.
Она подошла к бару и встала рядом с ним. Нежный шелк ее черного платья издавал мягкий шепчущий звук, легкий аромат летних цветов плыл в воздухе.
— У тебя есть брат, Алех. Может быть, это не идеальный сценарий, но это же замечательно, верно? У тебя есть брат, а это больше, чем у меня. У него твои гены, он твой родной человек. Тебе удалось его найти?
— Нет. — Даже Алех вздрогнул от того, как холодно прозвучал его голос, когда он отвечал на ее вопрос, но его сердце билось с горячим волнением. — Я не нашел его, потому что не очень пытался. Знаю лишь, что его увезла в Америку какая‑то женщина.
— Но ты же, конечно…
— В этом нет никакого «конечно», — выдавил он. — Я слишком взрослый, чтобы верить в сказки, Эмили. Ты действительно думаешь, что, если я разыщу его, у нас наступит большое семейное воссоединение? Вряд ли он будет в восторге, когда узнает, кем была его настоящая мать.
Эмили ответила не сразу. Она слишком эмоционально переживала его шокирующие откровения. У нее было чувство, что вся муть и грязь, поднятые со дна пруда, наконец‑то осели, и сквозь прозрачную воду стали видны камни на дне. У нее как будто все встало на свои места. Неудивительно, что Алех был таким холодным и недоверчивым. Неудивительно, что он считал всех женщин лгуньями. Исходя из его опыта, так и было. Она ведь сама солгала ему, не так ли? Ее ложь была большой и разрушительной. Она сказала ему, что не желала его больше, что хотела попробовать других мужчин. Она сказала это, потому что боялась: боялась собственных чувств и непредсказуемого поведения матери. Боялась ранить свое сердце, боялась будущего.
Даже сейчас она сказала ему только половину правды, не так ли? Она была слишком труслива, чтобы сделать последний шаг и раскрыть ему свое сердце. Разве ему не нужно было услышать это сейчас, когда он был так уязвим? Когда у него, должно быть, сильно болит душа, хоть на его гордом лице ничего не отражалось.
— Мне тоже нужно тебе кое‑что сказать, Алех. Он испепелил ее сардоническим взглядом.
— Только не говори мне, что твоя мать тоже была проституткой.
Она не ответила на насмешку.
— Когда я сказала тебе в день нашей свадьбы, что у меня не было других мужчин…
— Ты внезапно вспомнила парочку их имен? — предположил он.
Эмили не обратила внимания на его резкий сарказм, потому что, конечно же, любой бы повел себя в таких обстоятельствах точно так же. Но он еще не осознал своего прошлого, поняла она, и, возможно, в каком‑то смысле она была виновата и в этом тоже.
— Нет. Никаких мужчин не было… потому что никто не мог сравниться с тобой. И то, что испытывала к тебе, я никогда не чувствовала ни к кому другому.
Она не знала, какой реакции ожидала от этого робкого откровения, но уж точно не той, которую получила. Все его ледяное самообладание исчезло, и лицо вспыхнуло внезапной яростью.
— Неужели ты теперь жалеешь меня, Эмили?! — яростно воскликнул он, и злой зеленый огонь вырвался из глубины его глаз. — Ты думаешь, что, открыв тебе свое постыдное происхождение, я ухвачусь за любую крупицу любви, которая попадется мне на пути? Что незаконнорожденный сын проститутки и вора будет благодарен за все, что он может получить?