Желчный Ангел

Таня тяжело поддавалась «лечению», к психотерапевту идти не хотела и цеплялась за Маргариту как за последнюю соломинку. Каждый раз, когда она открывала дверь кабинета, у Маргоши начинали ныть зубы – настолько невыносимо было работать с клиенткой.

– Не представляю, как ее отвадить! – делилась подруга с Мирой.

– Отвадишь, когда решишь собственную проблему, – отрезала Тхор.

Мира, как всегда, была права. Танина боль отзывалась в теле Маргариты не просто ветерком – штормом. Марго сама не могла забеременеть последние восемнадцать лет. В юности радовалась, что не «залетала» после романов-однодневок, в молодости начала этому удивляться, а когда перевалило за тридцать – серьезно напряглась. Так же как и Таня, не раз обследовалась, но все было в порядке. На четвертом курсе мединститута ее группа проходила практику в Доме ребенка. Родителям, которые решились на усыновление, полагался бесплатный психолог. Его роль и выполняли студенты Сеченовки[6].

Маргоше только исполнилось двадцать. В нее, как обычно, ходили влюбленными все однокурсники и половина преподавателей. Но, задрав нос, Маргарита принимала ухаживания Тиграна – как ей думалось, предпринимателя, но по факту – криминального авторитета. Тигран был дагестанцем, старше на пятнадцать лет, души не чаял в Марго и звал замуж. На огромном серебристом «Линкольне», который в московских дворах застревал, как крокодил в переноске, он забирал ее из института, а также возил на практику в ближайшее Подмосковье.

В первое же рабочее утро сотрудники Дома ребенка устроили экскурсию. Облаченные в белые халаты, студенты ходили по комнатам, где после завтрака играли дети – обычные брошенные, ненужные дети. Нежеланные, случайные, ошибочные. На белые халаты они не обращали внимания. В их жизни было слишком много белого: холодные стены роддомов, казенные простыни и пододеяльники, стиранные в одной громадной машине трусики и маечки. Белый – как цвет тотального неучастия, равнодушия и высокомерия – поглощал все другие краски, убивал личность, нивелировал желания.

Последней комнаткой, куда привели экскурсантов, оказалась «малышечная». Здесь в кроватках и манежах ползали крохи – от трех месяцев до года. Жались друг к другу, как щенки, ковыряли деревянные прутья, терли первые зубки об общие игрушки.

Маргоша подошла к последней кроватке в дальнем углу. Четверо годовалых малышей бросились к ней, как голодные аквариумные рыбки к кормушке, и потянули вверх ладошки.

– Что с ними? – Марго подавилась комом в горле.

– На ручки хотят, – улыбнулась нянечка и взяла из кроватки темноволосую девочку. – Рук-то не хватает, а они ж еще крошечки, им человеческое тепло нужно.

Одна их крох бойко растолкала других, поднялась на ножки, хватаясь за прутья, и вцепилась в Маргошин халат.

– Это наш Васенька, – засмеялась нянечка. – Он прямо за внимание душу отдаст.

Абсолютно лысый, худенький Васенька растянул рот в улыбке, явив четыре белых зубика – два снизу и два сверху.

Марго подхватила его под мышки и прижала к груди. Невесомый мальчишка обвил ее шею тоненькими ручками и уткнулся теплой нежной головой в плечо. Маргарита зарыдала, заливая слезами голубую распашонку и цветастые ползунки.

– Ну, ну, милая, не плачь, на всех слез-то не хватит. Вон их сколько у нас! – Нянечка ловко меняла памперс девчушке. – Опусти его в кроватку, опусти. Он привыкнет, привыкнет. Куда деваться.

– Не отдам! – Марго целовала шелковую Васину макушку. – Не отдам никому.

– Успокойся, милая, – гладила ее по голове нянечка. – Васе здесь хорошо. Он сыт, в тепле, сухой… что еще надо-то?

– Почему он такой тоненький? – всхлипывала Маргарита. – Почему лысый?

– Так он от спидоносной матери. Вич-инфицированный. Поэтому его никто и не берет.

– Он болеет?

– Пока просто носитель, симптомов нет. Но время покажет.

Нянечка потянула Васю к себе, отцепляя его пальчики от Маргошиного халата.

– Иди, милая, иди. Не дай к себе привыкнуть. Сейчас загудит, до обеда не успокоим.

Вася действительно сделал губки подковой, изогнул бесцветные бровки и, пустив по щекам горячую струю, заревел басом, разрывая сердце Марго с треском, как рвут старый халат на кухонные тряпки.

Два месяца практики она приходила к Васеньке и прижимала к груди. Изучила все его родинки, все складочки на ладошках, посчитала все реснички вокруг голубых глазок. Она решила во что бы то ни стало забрать Васю. Для этого нужно было состоять в браке.

Тиграну сообщила, что выходит за него замуж. Немедленно. Дагестанец опешил. Он целый год не мог угодить капризной девчонке, а тут вдруг «немедленно».

На заднем сиденье «Линкольна» Марго покрывала поцелуями его глаза, лицо и шептала:

– Только с одним условием…

– Я понял, что будет условие, иначе ты бы не пошла за меня, – сжимал ее в огромных ручищах Тигран.

– Мы усыновим Васю.

О Васе она рассказывала ему ежедневно. Подробно описывала каждый проведенный с малышом час.

– Нет, Марго. – Тигран освободился от ее объятий. – Нет. Ты слишком молода и красива, чтобы перечеркнуть свою жизнь чужим больным ребенком. И я не потяну эту ношу.