Желчный Ангел

Покрутив винтом, Вадим сделал фигуру крупнее, по мере приближения изумляясь проработанности деталей. Лицо ангела не было условным, оно имело выражение – серьезное, возвышенное. Плотно сомкнутые резные губы, глаза, покрытые ресницами, – мамочки, какие подробности! – крылья со странным сетчатым рисунком. При наклоне бриллианта из стороны в сторону ангел совершал небольшое движение, словно на стереокартинках.

Хирург поймал себя на мысли, что потерял ощущение реальности, забылся, и отвлеки его – не сразу называл бы свой век и свою локацию. Лик ангела магнетически притягивал, погружал в нирвану, отрывал от времени и пространственного расположения. Любоваться им было восхитительно приятно, а от чувства обладания камнем по телу разливалась теплая волна.

«Буду носить его в кольце», – подумал Вадим, хотя никогда в жизни не надевал колец. Никаких: ни простеньких металлических, ни тем более дорогих – с бриллиантом каратного размера.

С драгоценностями у хирурга не было ничего общего. Он относился к тому разряду людей, к которым никогда не шли деньги. Мать растила его одна, отец как-то потерялся в раннем детстве: то ли нарочно пропал без вести, то ли умер – сведений о себе не оставил. Мама рассказывала, будто отец служил моряком, ходил на корабле в северных морях и где-то там сгинул.

Вадик решил, что тоже пойдет в мореходное училище и станет как тот чувак из пионерской песни – «бескозырка белая, в полоску воротник…». Ему нравилось, что «у матросов нет вопросов, у матросов нет проблем, никогда матрос не бросит…»[8] ну и так далее. У Вадика как раз всю жизнь были вопросы и проблемы. На дни рождения друзей он ходил в школьной форме – это была единственная одежда в общем с мамой шкафу. Ботинки покупались раз в несколько лет. Сначала они были на два размера больше и страшно натирали, хлюпая по пяткам. Потом становились на размер меньше – и тоже натирали, сдавливая пальцы. За год-другой обувь настолько изнашивалась, что ободранные места – особенно в области носков – Вадик намеренно пачкал в грязи. Ему было легче смириться с образом неряхи, нежели нищеброда. Мама работала уборщицей в гастрономе, ее платье серого цвета не особо отличалось от тряпок, которыми она мыла полы и стены. Из магазина все время приносила горох в бумажном кульке. Радовалась, что таким образом ее поощряло начальство. Вадик знал все формы существования гороха: от желто-зеленой каши до такого же цвета котлет, лепешек, супа и даже киселя. Его одноклассник – упитанный, лоснящийся Максим, сын директрисы этого же магазина – однажды пожаловался, что ненавидит сардельки, которыми закормила его мама.

– Ну те, которые дают в качестве поощрения, – добавил Максим. – Редкая гадость.

– Мерзкие сардельки, – подтвердил Вадик и подавился слюной.

Казаченко мечтал быстрее окончить школу и пойти во флот. Хотел заработать деньги, снять с мамы серое платье, надеть на нее сиреневый костюм, как у матери Максима, и цигейковую шубу с песцовым воротником. Но после восьмого класса она взмолилась: «Учись, сынок, иди в десятый, поступай в медицинский, стань врачом!» Маме почему-то казалось: если сын станет врачом, она навсегда утрет нос бросившему мужу, с которым бесконечно вела внутренний диалог.

Вадик повиновался. Он неплохо учился, обладал цепкой памятью и, как ни странно, сразу поступил в мединститут, хотя конкурс в тот год достиг семи человек на место. Правда, после второго курса разочаровался и бросил, подав документы в мореходку. Мама ходила чернее тучи. Но сын успешно окончил училище и в конце девяностых был распределен механиком под Магадан. А точнее, в деревню Ванино Охотского района. В море уходили на полгода, добывали рыбу, разгружали ее, не касаясь берега, в большие траулеры и продолжали ловить дальше. Их судно называлось СРТМ «Корфу», в честь жаркого греческого острова. Аббревиатура читалась как «средний рыболовный траулер морозильный».

В экипаже из тридцати человек Вадик был четверым механиком. Его именовали «королем говна и пара». Казаченко курировал сливную и паровую системы, чистил канализацию, следил за водоснабжением и топил совмещенную из двух кубриков баню, в которой командный состав и матросня мылись раз в неделю. Единственным развлечением бесконечными ледяными вечерами в море являлось кино. На старом кассетнике до одури крутили одни и те же боевики. Шварценеггер, Сталлоне, Брюс Ли и Джеки Чан были такой же неотъемлемой частью скуки, как лосось, минтай, селедка и навага. Периодически в море встречались другие рыболовные суда, и экипажи принимали решение пришвартовать борта, чтобы вместе выпить, закусить и обменяться видеокассетами. Тот траулер назывался «Багряный». Мировые мужики – их старший механик Петрович захватил с собой канистру спирта, который выдавали для протирки навигационных приборов, команда перелезла на «Корфу» с пакетом кассет и радостным улюлюканьем. К ночи лыка не вязал никто. Начавшийся шторм толчками качал пьяных мужиков, размазанных по койкам в каютах.