Желчный Ангел

– Какая у него будет самооценка, если все друзья-знакомые гуляют, беспечно проводят время, а он всю сознательную жизнь ухаживает за больной матерью?

– Все у меня хорошо, мам, не говори ерунды, – услышал ее слова Тимоша. – И хватить меня обсуждать. Вот увидите, скоро я стану шеф-поваром, а потом открою свой ресторан. Куплю тебе шубу и поедем на Мальдивы.

– В шубе на Мальдивы? – улыбнулся хирург, вспоминая, как мечтал купить маме мутоновое пальто с песцовым воротником, как у директора магазина.

– Ну конечно, – фыркнул фрик, – туда же зимой ездят! В шубе до аэропорта!

В Тимошиной браваде сквозило такое горе, что у Вадима побежали мурашки по спине. Парень явно выстроил армированную стену, только бы не допустить мысли о неминуемой потере. Физическая боль была необходимым условием выживания, поскольку оттягивала на себя боль душевную.

Хирург снова поймал себя на мысли, что смотрит на фрика Маргошиными глазами и меряет его поступки простой психологической линейкой, где есть лишь сантиметры и миллиметры. Без градусов, без косинусов, без логарифмов.

– Вот что, Ия Львовна, – Вадик погладил ее по руке, – мне не нравится ваш живот. Напряженный, болезненный, с уплотнениями. Нужно вызвать скорую и рассказать врачам все как есть. Тимоша выдержит. Он сильнее, чем вы думаете.

– Я все поняла, Вадим Семеныч, – прошептала уборщица. – Вы это… Потом… После всего… Присмотрите за ним. Все-таки он такой еще глупенький.

– Вы сами за ним присмо́трите, просто нужно лечиться, – ободрил хирург, в душе осознавая лживость своего пророчества.

Выйдя из квартиры, Вадим передернул плечами, пытаясь стряхнуть с себя шлейф всеохватной безысходности. Маргарита не любила созерцать его после работы в таком состоянии, поэтому он спустился во двор, набрал полную горсть колючего подтаявшего снега и окунул в него лицо. Заледеневшие крупицы пустили слезу на горячей коже, капли потекли по запястью под рукав, обжигая холодом, словно игла, введенная в вену коллегой-анестезиологом.

Через два дня, вернувшись в ординаторскую после операции, Вадим обнаружил в телефоне одиннадцать пропущенных звонков.

Ткнул в незнакомый номер, пропустил пару гудков и услышал на другом конце всхлипывающий голос.

– Вад-дим Семеныч, эт-то Тим-мофей. Мам-му увезли на скор-рой, подтвер-рдили опухоль в кишках, готовят к опер-рации. А она умол-ляет, чтобы ее сделали вы. Говорит: «Хочу только эти глаза вид-деть над собой».

– Ну… – замешкался Вадим, – под наркозом она вряд ли увидит чьи-то глаза. Хорошо, – наконец собрался он, – диктуй все данные мамы, номер больницы, куда ее увезли, попробуем организовать.

Ию Львовну привезли в хирургию ночью и начали готовить к операции. В шесть утра Вадим уже сидел в ординаторской и читал заключение коллег из соседней больницы: «Опухоль селезеночного изгиба толстой кишки с явлениями интермиттирующей кишечной непроходимости и рецидивирующими кровотечениями».

Сосредоточиться мешал телефон, каждую минуту высвечивающий звонки Тимоши.

– Да, – раздраженно произнес в трубку хирург. – Ты мне мешаешь!

– Дядь Вадь, – плакал парень, – меня не пускают в больницу, я должен быть рядом с мамой, я хочу сидеть возле ее кровати!

– Немедленно возвращайся домой! – скомандовал Вадим. – Сериалов насмотрелся? У нас даже посещение больных запрещено, не то что проход в зону операционных. Не звони мне больше. Я сам тебя наберу, когда все закончится.

Мысль о несчастном фрике, мокнущим под ледяным мартовским дождем у главных ворот больницы, вызывала боль. Но хирург смахнул ее, как стряхивают перхоть с плеча, и отправился в палату к Ие Львовне.

Она, завидев его в дверях, мучительно улыбнулась и натянула до подбородка простыню. Тело ее лихорадочно тряслось, выдавая смертельный страх.

– Операция несложная, – успокоил хирург, присаживаясь на край матраса, – четыре маленьких дырочки в животе. С помощью камеры проведем ревизию и удалим воспаленную часть ободочной кишки в районе селезенки. Возможно, вместе с этим и проблемы ваши уйдут: анемия, слабость. Начнете есть и поправляться.

– Я вам верю, – опустила веки уборщица. – Только скажите Тиме, чтобы он не стоял под дождем, пусть ждет меня дома.

– Я уже все ему сказал, – заверил врач. – Поверьте, если ему легче под дождем, пусть стоит под дождем.

– Он простынет, – заплакала Ия. – Он ведь, как всегда, без шапки и зонта…

– Думайте о себе, – посоветовал Вадим. – Вы его шапка и его зонт. Главное, чтобы вы пошли на поправку. Готовьтесь, через пару минут за вами придут.

* * *

В операционной сестра Марьиванна уже подготовила лапароскопические инструменты. Ассистент Володька ждал распоряжений. Анестезиологи ввели Ию Львовну в наркоз, контролируя давление и сердечный ритм на мониторе.

– Пациентка готова, – сообщил старший из них – армянин Арик, грузный волосатый мужик с ослепительной улыбкой.

– Скальпель, – скомандовал Вадим, сделал сантиметровый надрез в пупке, установил троакар и ввел лапароскоп.

На экране появились изгибы кишечника, розовые и гладкие, как извилистые водные горки в аквапарке.