Желчный Ангел

Как же Вася любил эти полеты на Землю! Обхватив ножками могучую шею Ангела и захватив кулачками пряди его серебристых волос, он чувствовал, как крылья Духа то смыкаются за его спиной, касаясь перьями кожи, то опускаются, то замирают в разлете. Межгалактический ветер развевал щеки малыша, словно трусы на бельевой веревке, осколки астероидов, планет бомбардировали голову, но тут же проскальзывали сквозь нее, не вызывая трения и не меняя траектории.

Издали планета была похожа на елочный шар: сине-зеленый, с коричневой карамелью горных хребтов и белыми прослойками льдов, застывшими, словно патока в рыхлой халве. Земля казалась Васе гигантским чупа-чупсом со вкусом водорослей и ванили, который хотелось затолкать в рот и долго смаковать, грея за щекой ледники и расплавляя ириски вулканов и пустынь. По мере приближения приобретали контуры материки, страны, города, дома и, наконец, окна тех жилищ, где умирающие отсчитывали последние секунды.

Васе больше нравилось забирать людей из квартир, наблюдая за укладом жизни, за цветом штор и ковров, дизайном пододеяльников и формой чашек. В домах все было особенным, самобытным. Статуэтки в сервантах, напольные вазы, чайнички на столе, завитки ложек, загогулины люстр, узоры половиков, часы разных моделей и конфигураций, тикающих на убывание; бахрома на портьерах; говорящие на всех языках так и не выключенные телевизоры. Но чаще, к Васиному сожалению, приходилось принимать смерть в больницах.

Ребенок не любил больниц. Может, потому что сам, уходя с Земли, последним запечатлел белый казенный потолок. Может, от их общего нематеринского холода, одинаковых тумбочек, коллективных матрацев, замоченных в хлорке простыней. А может, от запаха кислых щей, сваренных с нелюбовью для нелюбимых.

«Но работа есть работа», – повторял он слова Азраила и, повинуясь воле Духа, обнимал и обнимал уходящих, оставляя в их глазах изумление своим кукольным возрастом и невозможностью припомнить, из какой религии и каких мифов взялся этот лысый простодушный пацан.

Намокнув под холодным земным дождем, они продрались сквозь жалюзи в операционной и сели у изголовья стола, вокруг которого метались врачи и суетились ассистенты. Главный из них, смуглый, в синей, абсолютно мокрой от пота шапочке, тыкал в монитор, где сигнал в виде кошачьих спинок вот-вот готов был перейти в прямую линию.

– У нас есть секунда, – шепнул Васе Ангел. – Идем, что покажу.

Они перебрались в конец коридора, где на двери висела табличка «Ординаторская». Оказавшись внутри комнаты, Азраил подвел Васю к одному из столов и открыл крылом выдвижной ящик на левой тумбочке. Поверх каких-то бумаг, между солнцезащитными очками и перчатками, лежал готический черный перстень с крупным прозрачным камнем, который тут же, будто заигрывая с визитерами, преломил луч яркого света от потолочного светильника.

– Как красиво! Что это? – изумился Вася, безуспешно пытаясь схватить перстень крошечными пальчиками.

Сидящий за соседним столом Воронков услышал какую-то странную возню в ящике коллеги, но, метнув взгляд в его сторону, не обнаружил ничего необычного.

– Загляни внутрь кристалла, – тем временем посоветовал Азраил.

Малыш наклонился глазом к кольцу и уставился в глубину камня.

– Там ты, Ази! – закричал в восторге Вася. – Но как ты там оказался?

– Несколько веков назад с моего разрешения один арабский ювелир запечатал в бриллианте мой облик, – объяснил Дух. – С тех пор я повелеваю желаниями людей, ставших хозяевами камня.

– И как ты это делаешь?

– Даю возможность исполниться их мечте, но взамен забираю то, что они имеют, – развел руками Азраил.

– Зачем? Почему нельзя просто сбыться мечте? – удивился Вася.

– Только потеряв привычное, они научатся ценить жизнь. Поймут, как многое им было дано, каким богатством они обладали.

– Самое большое мое богатство – это ты, – сказал малыш. – И я не променяю тебя ни на какую мечту.

Азраил взял Васю на руки, прижал к груди и сверху обнял крыльями, образуя светящийся купол над телом ребенка.

– Пойдем, – расплылся он в счастливой улыбке. – Работа есть работа.

* * *

Пока Ангел по привычке извлекал из себя убийственную желчь, Вася обнимал изможденную женщину с запекшейся пеной в уголках рта.

– И-я, – произнес по слогам малыш, – какое волшебное эльфийское имя и какая тяжелая судьба.

– Ты ангел? – изумилась Ия Львовна.

– Нет, Ангел рядом со мной, а я его друг – Вася, – объяснил ребенок.

– Какой ты милый, совсем как Тимоша в младенчестве! – засмеялась она и тут же закашлялась. – Васенька, умоляю, присмотри за моим сыном. Утешь его, не дай сойти с ума. Ты сможешь, я чувствую.

– Ази? – поднял глаза Вася. – Доверь мне это дело, пожалуйста! Я быстро метнусь к Тимоше и вернусь обратно, ладно? Это же недалеко! Встретимся на крыше больницы.

Разомлевший от любви безотказный Дух погладил его крылом по макушке.

– Только мигом, нигде не задерживайся!