Желчный Ангел

Решение пришло стремительно. Вася кинулся в рот самому басовитому мальчику и, цепляясь за надрывные гланды и жесткую гортань, проскользнул вниз по трахее, уместился где-то рядом с легкими и отключил земное сознание карапуза.

Ощущение тела было давно забытым и странным. Мокрая соль слезы на краешке рта, липкость испачканных рук, стянутость ног плотными ботиночками, давящий на шею шарфик, промокшие подгузники, греющие пах.

«Бедные люди, как же это все мешает, отвлекает от главного», – подумалось Васе, но он попытался абстрагироваться, закрыл рот, вытер слезы и, не щадя ладошек, кинулся копать промерзший песок.

Марта тоже заглушила сирену, уставившись на дружка, который внезапно из рохли превратился в боевую единицу. Черты лица его изменились, избалованная линия губ стала решительной, подбородок – квадратным, волевым, глаза – умными и колкими.

Марта настроила еще неопробованную женскую антенну, поймала волну мужского восхищения и подсоединила томный, пробуждающий к страсти взгляд.

Вася рыл наст как голодная лиса, чувствующая под снегом теплокровную полевку. По его расцарапанным пальцам без перчаток текла кровь, из носа на землю струились зеленые сопли. Третий пацан тоже почувствовал перемену в атмосфере песочницы и оборвал свои рыдания резким движением выключенного тумблера. Напряжение мальчиков передалось воркующим мамашам, и они, потеряв нить разговора, уставились на своих чад.

– Что с тобой, Антон? – взвизгнула одна из них, глядя, как сын хищно роет песок. – Брось, прекрати!

Но Антон, в котором господствовал Вася, злобно зыркнул на маму и решительно заявил:

– Неть!

Достигнув влажного упругого песка, Вася глазами потребовал у Марты ведерко и, получив его, туго набил до краев. Принцесса утрамбовала сверху совочком и замерла, метнув утомленно-восхищенный взгляд на сопливого рыцаря. Движением, которым в цирке извлекают зайца из шляпы под барабанную дробь, она подняла ведро в воздух и резко опрокинула на землю. Из тары медленно вылез конусовидный кулич, застыв, как пирамида Хеопса. Марта закричала и захлопала в ладоши. Ее нежные щечки стали ярко-розовыми, льдинки в глазах растаяли и превратились в слезы счастья, горячие ладошки накрыли Васины расцарапанные руки и прожгли кожу до самого сердца. Мощная волна удовольствия ударила в Васины штаны, мгновенно высушив наполненный памперс.

«Как же прекрасно иметь тело!» – только и успел подумать пацан, прежде чем разразился счастливым смехом победителя…

* * *

Моросящий дождь утомился и набряк в тяжелых свинцовых тучах. Азраил сидел на крыше больницы вместе с Ией. Она, избавленная от физической боли, блаженно подставляла лицо навстречу небу, будто на нем сияло солнце. Город был серым, туманным, крыши зданий стыдливо прикрылись плотным шифоном, смягчающим их очертания.

– Мы кого-то ждем? – спросила Ия.

– Васю, моего друга, – ответил Ангел, выдавая волнение в голосе. – Он уже давно должен вернуться.

– Ах, этот премилый малыш, – улыбнулась Ия, – дети, они такие: отпросились на минутку – исчезли на час.

Тревога Азраила нарастала, на крыльях проступила разветвленная сеть нервных волокон, голова потяжелела, на языке появился металлический привкус. В какой-то момент он закрыл глаза могучими ладонями и напряженно произнес.

– Не может быть, я его не вижу…

– Что-то случилось? – заволновалась Ия.

– Я не вижу его, – вскинулся Ангел, как испуганная птица, захлопав крыльями. – Он только что был, а сейчас его нет, понимаешь??? ЕГО ВООБЩЕ НЕТ!

Ия закрыла голову руками, ибо крылья Духа вызвали мощнейший ветер. Лист кровли, словно крылышко стрекозы, оторвался от крыши больницы и с грохотом упал на асфальт, придавив чью-то машину. Голые кроны деревьев, разрывая перину грозовых облаков, заметались из стороны в сторону.

Ангел взмыл в небо и начал зигзагообразно, как ополоумевшая муха, метаться над городом. Под ним закручивался несвойственный этим широтам смерч. Он ломал деревья, варварски выкорчевывая из земли, рвал провода на линиях электропередач, крушил бетонные опоры городского освещения. Прохожих, не успевших забежать в укрытие, беспомощно махавших руками, тащило по асфальту, как рваные пакеты. Вокруг них клубился поднятый в воздух мусор – пустые пластиковые бутылки, обрывки бумаги, полиэтилена и пчелиный рой бело-рыжих окурков.

– ВААСЯААА, – страшно кричал Азраил, изрыгая изо рта ослепительное пламя, – МОЙ РЕБЕОООНОООООК!!!

Внезапно город стал черным. Стальные скальпели молний вонзились в шпили высоток и иглы громоотводов, Останкинская башня, принявшая на свою маковку десяток ломаных линий, содрогалась от небесных пощечин. Ударами огненных плетей пробило крыши машин и макушки деревьев. Секунда – и беременные тучи разродились черным ливнем. Ополоумевшие мамочки, схватившие в охапку своих детей из песочницы, упали на колени, не в силах преодолеть ветра. Одна из них – с Антоном на руках – легла на землю, прикрыв ребенка телом.