Желчный Ангел

Звонкий голос разорвал пелену всеобщего столбняка. Старик вцепился в левый карман и с треском оторвал его от груди. Вместе с куском клетчатой рубашечной ткани в сторону стойки полетел какой-то черный мешочек, а Адам упал на колени и истошно закричал:

– Моня-а-а! Мы никуда не едем!

Пес, не поверив в чудо, обернулся, тряхнул головой и, как дурачок, козлом запрыгал на месте.

Девочка зарыдала. Люди выдохнули, женщины размазывали по щекам слезы. Моня бросился к старику и начал отчаянно вылизывать его лицо. Адам, стоя на четвереньках, заплаканный, целовал кожаный нос, глаза-оливки, мохнатую бородку и седые брови домиком. Кто-то из толпы кинулся собирать разлетевшиеся документы, другие тщетно пытались поднять за подмышки ювелира и отряхнуть ему брюки.

Толстая тетка орала на регистраторшу:

– Вы твари, мрази! Что же вы с людьми-то делаете! Какое же сердце выдержит!

Тощий мужик, напротив, гудел:

– Все верно, всех собак надо на мясо. Нефиг им летать.

Гул негодующей толпы нарастал, превратившись в рев, но Адам уже ничего не слышал. Он вжался в пса, боясь расцепить руки, словно бы Моня, выпущенный из объятий, мог превратиться в воздушный шарик и улететь. Постепенно очередь обтекла их по кругу и, смахнув веником досадный мусор происходящего, погрузилась в свои дела. Старик с собакой выползли за края ограждения и доковыляли до рядов железных кресел.

– Что ж, – вздохнул Адам Иванович, трепля Моню за ухом, – по крайней мере, пятнадцать килограммов твоего корма и четыре мешка лекарств улетели в Тибет. Или как минимум в Индию.

Пес прижался к ноге хозяина, все еще дрожа мускулами и выражая готовность голодать и умирать от болезней, только бы не отрываться от своего человека ни на миг.

Внезапно к ним подбежала девочка из толпы, та самая, что кричала в минуту смятения, и протянула руку старику.

– Дедушка, вы что-то потеряли у стойки, – сказала она, передавая черный бархатный мешочек.

– Ах это, – разочарованно произнес Адам, – оставь себе, милая.

– Нет, – уперлась девчушка, – это ваше. Мама сказала вернуть вам!

Ювелир тоскливо улыбнулся, приняв из теплых ладошек мешочек, и погладил девочку по нежной щечке.

– Береги маму, – прищурился он, – и вообще береги то, что имеешь…

– Ладно, – согласилась малышка и почесала седой Монин затылок. – Вы же его не бросите?

– Никогда, – заверил Адам. – Только смерть разлучит нас.

– Я передам маме, – пообещала девочка и скрылась в многолюдном потоке, мигрирующем от стоек регистрации в залы вылетов.

Старик повертел в руках мешочек, ощущая подушечками пальцев грани бриллианта, взял Моню за поводок и решительно направился к выходу. У двери на него набросились таксисты, предлагая доехать до Москвы по цене авиабилета в Дели. Одного из них, самого настырного, Адам вычленил взглядом и подозвал к себе.

– Надо отвезти по адресу вот этот мешочек и вручить человеку, – сказал ювелир.

– Без проблем, – подтвердил таксист. – Шесть тыщ.

– Не торгуюсь. Рассчитываю на твою совесть.

Адам достал из рюкзака блокнот, дрожащим почерком написал адрес куриного домика, телефон и большими буквами добавил: «МИРА ТХОР».

– Вот это будет написано на кабинете, куда ты передашь мешочек. – Старик вырвал лист и протянул его мужику.

– Это что? Языческое заклинание? – удивился таксист.

– Нет. Это имя женщины, которая знает больше, чем мы с тобой, вместе взятые.

Когда бело-желтая машина скрылась в потоке таких же клонов в шашечку, Адам Иванович снова зашел в аэропорт и направился по указателям к аэроэкспрессу до Москвы.

– Думаешь, совсем дед с ума сошел? – спросил он Моню. – Взял такси и поехал поездом?

Моня посмотрел на него недоверчиво, подтверждая, что именно так и думает.

– Нет, дружище, семейная легенда не врет… Камень проклятый. Исполняет мечту, забирая взамен все самое ценное. Нам с этим бриллиантом отныне не по пути. Пускай Мира стоит перед выбором. Она умная. Она справится.

* * *

Мороз крепчал, предвещая безжалостный декабрь. За окном по́езда проявили испорченную утром пленку и показывали кино во всех оттенках серого. Пепельная крупка снега на полях, припорошенные станции, единичные пассажиры, одетые не по сезону, седое, набрякшее небо, отраженное в свинцовых речушках. На впереди стоящих креслах маячила реклама жарких стран, сверкающих снегом гор и улыбающихся людей. «Будь ближе к мечте!» – призывали плакаты. «Да шли бы вы!» – в сердцах отозвался на них Адам и, уткнувшись лбом в ледяное стекло, сладостно впитывал безысходность грядущей российской зимы.

Возвращаться домой было бессмысленно. Ключи он выбросил, запасные находились у Миры. По уму, нужно ехать в куриный домик, еще две остановки на троллейбусе.

Но Адама почему-то бешено тянуло в закрытую квартиру. Привыкший за последнее время к своим нелогичным поступкам, он поддался внутреннему чувству и поволок Моню к родному подъезду. Пользуюсь тем, что консьержка курила во дворе, не защелкнув входной замок, они вошли и медленно, хромая, переводя дыхание, поднялись на третий этаж.