Моня для порядка огрызнулся на добермана. Черная кошка, открыв огненный рот, зашипела. Британец в страхе округлил желтые совиные глаза. Болонка залились истерическим тявканьем. Владельцы кинулись в защиту животных, прижимая их, родненьких, к своему телу.
Моня тоскливо посмотрел на звериную вереницу, полагая, что видит нормальных псов и кошаков в последний раз. В его воображении гребаный Тибет был населен красноглазыми драконами, которых и облаять-то не облаешь без риска остаться сожранным или варварски обезглавленным.
Последние две недели перед отъездом бормашина Адама Ивановича жужжала без перерыва. Он срочно доделывал работу, вывесив на двери белый альбомный лист с надписью: «Мастерская закрывается. Заказы не принимаю».
Накануне Мира зашла к старику и предложила выкупить у него кабинет со всем оборудованием, а также заняться продажей квартиры.
– Деньги за мастерскую перечислю сейчас, – сказала она. – А по поводу недвижимости – продам ее сразу, как вы обустроитесь на месте. Вам нужно будет подписать доверенность на моего адвоката.
Адам Иванович ликовал. Непрактичный, не приспособленный к крупным сделкам, он долго вел переговоры с каким-то мужиком о продаже ювелирного бизнеса, но дело не двигалось с мертвой точки. Мира предложила нереально щедрую цену, вдвое превышающую все возможные.
– Почему ты меня так выручаешь? – У Адама наворачивались слезы.
– Возможно, потому, что вижу чуть дальше, – улыбалась Мира. – Вы простились со своей дочкой?
– С Юлей? – переспросил Адам Иванович. – Даже не знаю, стоит ли ее беспокоить.
– Стоит, – отрезала Тхор. – И как можно быстрее.
Вечером дрожащей рукой ювелир набрал с домашнего телефона номер дочери. Диск аппарата с жужжанием откручивал цифры, будто пытался прорваться сквозь время в эпоху Зои Штейнберг, ее «заграничных» нарядов и господствующими над всеми и вся бровями.
«Только не бери трубку», – молился Адам Иванович, отсчитывая длинные губки, в каждый из которых умещалось сорок ударов сердца.
– Алло, – не вняв мольбам, ответили на другом конце.
– Юлечка, это папа…
– Привет, пап, – спокойно ответила дочь. – Что-то случилось?
– Нет, просто решил узнать, как у тебя дела, – соврал Адам.
– Все хорошо. Но ты ведь не за этим звонишь? – догадалась Юля.
– Да… мы общаемся так редко… прости меня. – Старик начал задыхаться. – Видишь ли, я уезжаю. В другую страну. Навсегда. Хотел сказать, что продаю свою квартиру и половину ее стоимости завещаю тебе.
– Неожиданно… А куда едешь? Постой… Дай угадаю. В Тибет?
Адам Иванович закашлялся, сердце выпрыгивало, виски разрывало от жара. Моня, почувствовав угрозу, хромоножкой подбежал к хозяину и положил голову на колени.
– Откуда ты знаешь? – выдавил старик, пораженный банальностью его великой тайны.
– Ну это же ЕЕ мечта, верно? Той, что была ДО мамы. Странно, если бы у тебя было какое-то другое желание. Мама рассказывала, что ты слепо ее любил. Кстати, мамы больше нет. Ты в курсе?
– Зоечки? – Адам сжал ладонью лоб, будто бы сдерживая извержение мозгов. – Как же так? Почему вы мне не сказали?
– А разве тебе это важно? – съязвила дочь. – Ладно, не обижайся. Мы были в запаре. Имущество разделили между детьми и внуками. Тебе не досталось, уж извини.
– Я ни на что не претендую, – попытался вставить ювелир.
– Часто вижу Альку. Ей уже шестьдесят, представляешь. Так и работает в цирке на Цветном. Каким-то большим администратором. Носится с проектом памятника своему отцу. Он карабкается по веревке, уходящей в небо. Видела эскизы. Грандиозно. Все-таки она его очень любила. Проклятая Дина. Из-за нее он повесился. Ладно, пап. Я спешу. Ты когда улетаешь? Тебя проводить?
– Не надо, Юлечка. Прости меня за все. Я обрек тебя на несчастную жизнь.
– Да ерунда. Нормальная жизнь. Сколько в мире недолюбленных детей? Давай, пока. Будь счастлив. Там. В вашем с Диной Тибете…
Трубка зашлась короткими гудками, старик упал лицом в подушку и мелко затрясся лопатками. Моня засуетился, облизывая языком все, что было доступно вне одежды: седой лысоватый затылок, худую шею, острые локти и поясницу под задранной домашней пижамой.
Ювелир сел, обнял пса, вытирая об его шерсть остатки слез, и заглянул в карие глаза под кудрявыми бровками.
– Вишь все как? – спросил он Моню. – Тем более другого пути нет. Надо уезжать.
Чартерный рейс до Катманду с пересадкой в Дели улетал из Шереметьева в шесть вечера. Далее из Непала до Лхасы с перерывом почти в сутки отправлялся другой самолет.
Адам Иванович, с рюкзаком за спиной, сумкой, набитыми сухим кормом и лекарствами для Мони, а также клеткой-переноской, решил выезжать загодя ранним утренним аэроэкспрессом с Белорусского вокзала.
Девочка-Мальвина из турагентства заверила, что этот чартер уникален и разрешает брать в салон собаку до семнадцати килограммов. К старости Моня исхудал и весил шестнадцать.