В коридоре клиники сидели тяжелые беременные женщины и обсуждали какие-то курсы для будущих мам. Марго, обычно брезгливая к мамским сообществам, сегодня с удовольствием примкнула к беседе и даже записала пару полезных телефонов. Из кабинета вышла медсестра и попросила прощения за задержку по времени.
– Экстренно пришлось принять двух сложных пациенток, – оправдывалась она.
Маргарита, в противовес привычному, не возмутилась и даже нашла какое-то удовлетворение в том, что стала частью неспешной беременной очереди. Женщины, разного возраста и калибра, по-пингвиньи проходили мимо и вызывали умиление.
Наконец дверь открылась, и Марго пригласили в кабинет. Услужливая сестра разложила на кушетке салфетки. Маргоша задрала голубое платье, обнажив впервые не загоревший за лето упругий живот. Знакомая дородная узистка с хрюканьем выдавила холодный гель и начала водить сканером по коже.
Марго по обыкновению смотрела на ее лицо, ожидая дежурной улыбки и фразы: «Развивается хрестоматийно! Молодец, мама!»
Но на этот раз врач сдвинула брови и тревожно уперлась взглядом в экран.
– Наташа, посмотри! – позвала она сестру. – Ты тоже это видишь?
Медсестра взглянула на экран, затем покосилась на Маргариту и снова воткнулась в монитор.
– Вижу, – ответила она.
Врач вздохнула, дала Марго салфетки и грустно произнесла:
– Вы прекрасно держитесь для такого случая, молодец.
– Вы о чем? – изумилась Маргарита.
Узистка вновь переглянулась с Наташей и пристально посмотрела на Марго:
– Давно был выкидыш?
– Да вы что? – замахала руками Маргоша. – Что вы несете?
– Неужели аборт? – железным тоном спросила врач.
– Окститесь! – закричала пациентка. – С чего вы взяли??? Что вы там увидели???
– Плода нет, беременности нет, – сухо ответила узистка.
– Это бред! Вы же сами видели, что она была! – кричала в отчаянии Маргарита.
– БЫЛА. НО СЕЙЧАС. НИЧЕГО. НЕТ.
Вадим крушил мебель, разбивал об пол вазы, валил книги из шкафа. Марго сидела на диване, закрыв руками голову, и рыдала. Люстра тонко звенела от всеобщей вибрации, пока, наконец, не сорвалась с крюка и не рухнула, покрывая ковер инеем мелких осколков.
– Ты сделала аборт, сука! Ты убила нашего ребенка! – орал хирург, швыряя в темной комнате стулья. – Или у тебя был выкидыш? Как можно не заметить выкидыш? Ты ударилась при аварии? На сиденье была кровь? Скажи! Скажи! Не молчи!
Марго отчаянно мотала головой. Поджав по себя ноги, она напоминала фигурку собаки на панели автомобиля, чья черепушка на тоненькой шее трясется при каждом движении.
– Нет, нет, нет, – повторяла она шепотом, – ничего не было. Ровным счетом ничего не было.
– Тогда объясни! Объясни! Объясни! – тряс он ее за плечи.
– Я отдала кольцо ювелиру, – призналась наконец Марго.
– И что? Что за бред? При чем здесь кольцо? – орал Вадим.
– Нет, это ты мне объясни: при чем здесь кольцо?! – завизжала вдруг Маргарита. – Ты чурался его, не помнишь? Долбил об стену! Пытался кому-то отдать! Ты говорил мне о везении, которое принес бриллиант! И об одновременной потере! Забыл?
– Не может быть, не может быть, – заевшей пластинкой повторял хирург, прижимая жену к груди. – Этому нет научного объяснения. Нет никакого объяснения…
Они сидели в разрушенной квартире, в обесточенной комнате, среди обломков мебели и мерцающих в ночи кусков стекла. Сидели обнявшись и вытирая друг другу слезы. Утешая себя заученными земными отговорками: «Значит, судьба». – «Мы избежали чего-то более ужасного». – «Возможно, этот ребенок был неизлечимо больным». – «Для чего-то даются эти испытания».
Вновь и вновь повторяли они глупые фразы в попытке прикрыть фиговыми листочками наготу безысходности. Отказываясь принимать непознанное, нарекая его невозможным…
Глава 27
Тибет
Эта мысль пришла в голову наутро, когда Адам Иванович открыл глаза и увидел над собой мохнатую Монину морду.
«В Тибет! – щелкнуло в голове. – Бросить все, уехать с Моней и там остаться».
Идея показалась гениальной. Исполнить Динину мечту и уйти в закат на другом конце света, в неизведанной Центральной Азии, среди отрешенных монахов, чужих рук, неродного языка, сомнительных истин. И когда-нибудь, когда Дина встретит общих знакомых и ненароком спросит их: «Как Адам?» – ей ответят: «Неужели? Ты не знала? Адам умер в Тибете». И она зальется слезами от того, что он был человеком слова, человеком дела, человеком любви и преданности. А она променяла такое сокровище на фокусника. Она пошутила, и эта шутка обернулась для них самих десятилетиями одиночества, а для иллюзиониста и вовсе закончилась петлей.
Запаривая овсянку на молоке, Адам упивался эффектным финалом в своем воображении. О Тибете, впрочем, старик ничего не знал. Интернет он игнорировал, по телевизору смотрел только новости, языками не владел. Картинки заснеженных гор в обрамлении облаков и многоярусных домиков с загнутыми крышами, вырезанные из советских журналов еще Диной, до сих пор хранились в его альбоме. Тибетские монахи, лысые, в красных одеяниях, выглядели дружелюбными.