— Ой! Глянь-ка сюда, — сказал Патрел, становясь на колени в снег. Широкий ряд следов от раздвоенных копыт: кони Хель.
— Гхолы! — сплюнул Даннер, и, словно в подтверждение этого, они увидели мертвое тело одного из людей-трупов, голова которого была рассечена надвое мечом. — След старый?
— Не могу сказать, — ответил Патрел. — По меньшей мере пять дней, но, возможно, семь и даже больше.
— Подожди, — сказал Даннер, — этот обоз покинул крепость первого июля, а сегодня одиннадцатое. Как бы они ни спешили, они не могли добраться сюда раньше, чем вечером четвертого числа, и позже седьмого — тоже едва ли.
— Тогда прошло дней шесть, — сказал Патрел, — ну, днем больше, днем меньше.
Они продолжили обратный путь вдоль обоза, вглядываясь в повозки и лица убитых.
— Ее нет, — сказал Даннер. — И принца Игона тоже.
— Они либо спаслись, либо попали в плен, — ответил Патрел. — Если они бежали, то, скорее всего, направились на юг, если в плену… — Патрел показал на восток, куда уходили следы гхолов.
Даннер сердито ударил себя кулаком в ладонь.
— Пони не догонят коней Хель. — Его голос был полон тревоги.
— Даже если бы и могли, — сказал Патрел, — гхолы выехали намного раньше нас, и кто знает, куда они направляются? И потом, мы не знаем точно, попали ли в плен Лорелин и Игон. Возможно, они бежали.
Даннер застыл в глубоком раздумье. И вдруг он испустил бессловесный крик гнева.
— Ох, ну что за злая судьба! — сплюнул он и попытался взять себя в руки. Наконец он произнес: — Ты прав, Патрел, неважно, на шесть или шестьдесят дней они оторвались, — нашим маленьким пони не угнаться за этими адскими конями. Давай-ка устремимся к Стоунхиллу, когда мы это расскажем, Видрон или Гилдор направят быстрых коней по следу гхолов… если понадобится — если все ещё будет шанс, хотя я лично в этом сомневаюсь.
Патрел кивнул:
— Давай поищем стрелы, зерно или ещё какие-нибудь припасы. А потом поторопимся к Стоунхиллу.
Час спустя они направились на запад по Почтовой дороге, оставив позади вереницу разгромленных повозок.
Той ночью они сидели довольно далеко от дороги, приводя в порядок стрелы у маленького костра — первого, который они разожгли со времени ухода из Чаллерайна. Патрел заметил слезы, блеснувшие в янтарных глазах Даннера. Тот пристально смотрел в огонь, но словно ничего не видел, и срывающимся голосом говорил:
— Она называла меня своим придворным танцором, ты же знаешь.
Обогнув долину Сражения, Почтовая дорога снова устремлялась на юг, и пони пошли по ней. Вокруг струился призрачный свет.
— Эта дорога выглядит не так, как во время нашей первой поездки на север, — сказал Патрел.
Даннер только хмыкнул, и пони поплелись дальше, падал снег.
— С Новым годом, — пробурчал Даннер, вглядываясь во тьму сквозь белые хлопья. Затем он оглянулся на Патрела: — С Новым годом, Пат. И запомни: это год, когда для нас действительно начинаются трудности.
И они обменялись усталыми улыбками.
Ночью шестого дня после выезда из Чаллерайна они разбили лагерь на склоне к востоку от того места, где пересекались Верхняя и Почтовая дороги.
Даннер стоял и смотрел на этот перекресток, и когда Патрел принес ему чашку горячего чая, маленький ваэрлинг сказал:
— Только подумай: всего четыре недели назад мы переехали Мельничный брод и выехали из Боски по этой дороге.
— Четыре недели? — Даннер отхлебнул чаю, не спуская глаз с дороги. А, похоже, прошли уже годы. Во всяком случае, я чувствую себя на несколько лет старше.
Патрел обнял друга за плечи.
— Может, это и правда, Даннер: может быть, мы все стали старше.
Четыре дня спустя они проехали по мосту над оврагом и через распахнутые ворота в высокой крепостной стене въехали в деревню Стоунхилл. Вокруг них теснилось около сотни каменных домов, у северо-западного склона в земле была большая впадина. Копыта пони гулко простучали по камням мостовой, и эхо отразилось от запертых домов с заколоченными ставнями, на пустых улицах деревни не было заметно никакого движения.
— Похоже, деревня заброшена, — сказал Патрел, снимая с плеча лук и прилаживая стрелу.
Даннер вместо ответа тоже приготовил оружие, продолжая внимательно разглядывать темные двери и закрытые окна. Слабый ветерок огибал углы домов, неся поземку по мостовой.
Они пошли по пустым улицам к единственному здесь постоялому двору, вывеска которого скрипя раскачивалась на ветру.
— Если здесь и есть кто-то, они в гостинице, — сказал Даннер, показывая на вывеску, изображавшую нечто вроде белого единорога, вставшего на дыбы, на красном фоне, с надписью: «Белый единорог, частная собственность Боклемана, пивовара».