— Кыш отсюда! — Поглядел на извозчика, сидевшего на козлах недалеко от главного вокзального выхода и не обращавшего внимания на жаждавших прокатиться. Извозчик был осанистым, с густой бородой, в кучерской плюшевой шляпе раструбом вниз и большой пряжкой на черной ленте, в добротном армяке верблюжьего сукна, подпоясанном красным кушаком, и такой же красной рубахе.
Соколов улыбнулся, обращаясь к спутнику:
— Евгений Вячеславович, взгляни на этого возилу, узнаешь?
— О, да это твой приятель Коля Коробка?
— Так точно! Любопытно, кого он разглядывает в толпе?
— Как коршун, добычу высматривает. И уже второй раз отказал желающим прокатиться.
Соколов подошел сбоку, произнес смиренным голосом:
— Любезный, подвезите, пожалуйста, поблизости...
— Занятый! — отрезал, не поворачивая головы, извозчик.
— Я вам пятачок добавлю, — продолжал Соколов канючливым голосом. И вдруг басовито рявкнул: — Не повезешь — ноги повыдергаю!
Тут Коробка повернул голову и... расцвел счастливой улыбкой:
— Аполлинарий Николаевич, радость какая! По делам к нам? — Малость подумал, решительно добавил: — Уж какие от вас секреты! — Перешел на шепот. — Ведь меня в филеры взяли. Жалованье хорошее. И служба азартная.
— Фигуранта ждешь?
— Его самого, из Москвы. Второй день тут киснем, смотрим по приметам. Кажись, опять не прибыл.
— Каков из себя?
Коробка малость замялся, помня про «неразглашение тайны», да под взглядом гения сыска поежился и, вздохнув, заученно затараторил:
— Пол — мужчина, возраст — годов тридцати с малым, телосложения крупного, грудь широкая, роста выше среднего, волосы густые, темного цвета, зачесывает назад, нос мясистый...
— Носит короткое однобортное пальто темно-синего цвета, велюровую шляпу. Так?
— Он самый!
— Этого субчика тебе ждать придется до второго пришествия. Так что вполне есть время прокатить нас...
— К господину полковнику Рогожину, начальнику охранки?
— Вези к моему приятелю — полицмейстеру Дьякову. Мы с ним великолепно сработались.
Таракан за печкой
Еще при подъезде к полицейскому управлению из раскрытого окна на втором этаже московские сыщики услышали громогласную ругань знаменитого на всю губернию полицмейстера.
Соколов без доклада вошел в кабинет и застал замечательную сценку. Великолепный полицмейстер заталкивал в рот какую-то бумагу стоявшему перед ним на вытяжку человеку с тросточкой и в клетчатом пиджаке песочного цвета. В несчастном Соколов узнал другую местную достопримечательность — филера Коха по кличке Жираф.
Раскрасневшийся Дьяков с гневом повернулся к дверям и... в единый миг растаял. Он оставил свою жертву и бросился обнимать гостей.
— Нечаянная радость! Благодетели мои, по каким делам в наши пенаты? — Повернулся к Коху, погрозил бугристым кулаком: — Ух, ирод, я тебя проучу еще, узнаешь, как фальшивые расходы сочинять! Ишь, накатал мне трактиров, извозчиков, железнодорожных расходов на сорок один рубль в месяц! Это кроме суточных, что в дни наблюдений выдаю. Каков гусь? Ты мне в счет включи еще расходы на своих блядей и шампанское, кои они лакают! Я тебя тогда...
Соколов, малость повеселившись, приказал:
— Садись за стол, Николай Павлович! И пусть пострадавший Кох остается с нами. Сегодня надо неожиданно — пока не проведал про мой приезд — сделать обыск у зубного врача Бренера.
— Так у него ничего не нашли! — сказал Дьяков. — Ваш Сильвестр Петухов только что шмонал. Даже Рогожин присутствовал.
— Не погнушаемся, еще разок поищем, — сказал Сахаров.
— Конечно, тем более что ваши московские филеры — отец и сын Гусаковы — уже две недели пасут Бренера, наблюдают за его гостями. Они и сейчас против ворот Бренера в кустах сидят. Составили донесение по десятидневной прослежке и наблюдению: «Бренер в подозрительных связях не замечен». Сводки наблюдения можем затребовать.
Соколов заметил:
— Зубной врач под видом пациентов может принять товарищей по организации. А те легко притащат для хранения и динамит, и нелегальщину. Нужен повторный обыск.
Дьяков легко согласился:
— Это точно! У российского человека всегда поискать полезно: все что-нибудь найдешь. Не бомбу, так книжку запрещенную или таракана за печкой. Ха-ха!
Соколов выпрямился во весь гигантский рост:
— Так что время терять? Вперед!
Маневры
Вздымая выше туч знаменитую саратовскую пыль, коляска, запряженная парой, миновала пожарное депо. Казенный возчик натянул вожжи:
— Тпрру, прибыли!
Из густых зарослей, что буйно произрастали против вполне крепостных ворот Бренера, вылезли Гусаковы.
— Аполлинарий Николаевич, миленький, как радостно видеть вас! Где Бренер? Да там, паразит, в доме сидит — раннего утра из трубы дым прёт — нелегальщину, поди, жгёт. А мы вдребезги замучились...
Дьяков кивнул Коху:
— Ну, Жираф, действуй!
Кох пошел вдоль высокого кирпичного забора, за которым злобно рычала собака. Возле низкой дверной калитки, обитой листовым железом, подергал веревку колокольца, еще и еще раз. Наконец раздался заспанный женский голос:
— Чего надо?
Кох артистично скорчился и жалостным голосом произнес:
— Гутен таг, фрейлейн! Господина доктора надо! Ужас как зубы ноют, хоть в Волге топись.