– Боже мой! – воскликнул флорентиец. – Я дал себе слово исправиться. Судьба преследует меня, и я начинаю раскаиваться.
– Но, – продолжал Генрих, – видя вас таким удрученным, я чувствую к вам участие.
Принц сумел придать своему лицу такое чистосердечное выражение, что хитрый итальянец попался в расставленные сети.
– Если бы я и Ноэ могли быть вам чем-нибудь полезны…
Рене колебался.
– Вы предсказали мне столько необычайного, которое уже отчасти сбылось, что я наконец уверился в вашем даре угадывать будущее.
– Я, кажется, утратил свой дар, – сказал Рене. – Звезды со вчерашнего дня ничего мне не возвещают… но если вы поможете найти моего сына…
– Я попытаюсь.
Генрих взглянул на усыпанное звездами небо:
– Какая чудная ночь, Рене! Дайте мне вашу руку.
Флорентиец протянул руку. Генрих взял ее, продолжая смотреть на звезды.
Вдруг он подавил крик.
– Рене, – спросил он, – вы идете в Лувр?
– Да.
– Не ходите туда!
– Почему?
– С вами там случится несчастье…
– Неужели?! Но я должен пойти…
– Не ходите!
– Королева ждет меня…
– Вы ничего не потеряли прошлой ночью?
Рене вздрогнул.
– Я не знаю, что это такое, но я вижу два предмета, форму которых я не могу определить… – продолжал Генрих.
Рене побледнел, вспомнив о кинжале и ключе.
– Не ходите в Лувр, – повторил принц, – потому что вещи, которых я не могу определить… Они принесут вам несчастье. Не ходите туда…
Рене колебался. В этот час каждый вечер ждала его королева-мать, и, хотя перед Рене трепетала вся Франция, Екатерине достаточно было нахмурить брови, чтобы заставить его задрожать.
– Я должен пойти! – сказал флорентиец. – Если моя звезда затмится, значит, так назначено судьбой. Прощайте, господа.
И этот человек, еще накануне надменный, продолжил свой путь с поникшей головой и с отчаянием в душе…
В то время как Генрих и Ноэ сделали вид, будто удаляются от Лувра, Рене вошел туда через маленькую дверь, возле которой на часах стоял швейцарец и через которую днем раньше Нанси провела Генриха к Маргарите.
Рене поднялся по той же темной лестнице. Но вместо того, чтобы пойти по коридору налево, он взял направо.
Обычно Рене входил через дверь, которая вела из уборной в спальню королевы. Дверь эта запиралась только на задвижку. Рене отпер ее и вошел в уборную, затем в спальню.
Там никого не было, но на столе стояла лампа, а бумаги были разбросаны в большом кресле, стоящем перед столом.
«Королева поблизости», – подумал Рене.
Действительно, не успел он прислониться к камину, украшенному гербом Франции, как в соседней комнате раздались шаги королевы-матери.
Екатерина, выйдя от дочери, отправилась к королю. Но король успел запереться в своем кабинете, и часовой, стоявший у его двери, не пропустил королеву.
– Король не принимает, – сказал он.
– Даже меня?
– Именно относительно вашего величества и отдан приказ, – ответил часовой.
Екатерина была вне себя от гнева, когда увидела Рене. Слова замерли на ее губах.
– Ваше величество! – вскричал флорентиец. – Ваше величество, я пришел просить вас о правосудии!
– О правосудии! – воскликнула королева, отступив на шаг.
– Да, ваше величество. Произошло несчастье, – гнева и раздражения королевы Рене все еще не замечал. – Убили или украли – этого не знаю – моего ребенка.
– Право же, мой бедный Рене, – произнесла Екатерина с тем изумительным хладнокровием, которое умеют напускать на себя женщины, – поистине ужасные вещи творятся в Париже!
– Что же случилось?! – спросил Рене, заметив наконец, что королева необычайно бледна, а в глазах ее сверкает ярость.
– В то же время, когда у тебя похищали ребенка, – продолжала Екатерина, – на улице Урс убили купца, старика слугу, женщину и ландскнехта.
– В самом деле? – воскликнул Рене, голос его дрожал.
– Убийца забыл в доме ключ и кинжал…
Рене побледнел как смерть.
– И этот кинжал… – крикнула Екатерина, не в силах сдерживать гнев, – твой, негодяй!
– Ваше величество… – пролепетал флорентиец, – вы разрешили мне…
– Молчи, злодей!
Рене опустил голову. Он весь дрожал.
– На этот раз я не стану покровительствовать тебе. Двор и без того ненавидит меня.
– Но, ваше величество…
– Купеческий староста приходил к королю просить о правосудии; король разрешил, чтобы начался суд…
Рене задрожал еще сильнее.
– Тебя арестуют, осудят и колесуют живьем!
Но Екатерина все же чувствовала сострадание к парфюмеру.
Послушай, – сказала она, – я могу дать тебе только один совет – бежать. Бежать как можно скорее!
На лице ее было написано такое беспокойство, что флорентиец понял – он не должен колебаться. Рене взял плащ и хотел поцеловать руку королевы. Но она оттолкнула его.
– Прочь, убийца! – воскликнула Екатерина.
Опустив голову, Рене вышел. Он пробежал по коридору и достиг калитки, когда швейцарец алебардой преградил ему путь.
– Дурак! – сказал Рене, еще не потерявший свою самоуверенность. – Разве ты не узнал меня?
– Вы мессир Рене, – сказал швейцарец.
– В таком случае пропусти меня.
– Не могу.
– Негодяй!
– Мне так приказано.
– Но ведь ты впустил меня…
– Мне было так приказано.
– Кем?
– Королем.
Перепуганный Рене снова бросился бежать; он поднялся по темной лестнице и вошел к королеве.