Девушка расхохоталась, закрыла дверь и заперла на задвижку.
– Ну, что же вы! – воскликнула она. – Падайте же передо мной на колени!
Генрих взглянул на нее. Нанси была прехорошенькая.
Белокурые волосы и голубые глаза Нанси вскружили Генриху голову и заставили его забыть на некоторое время и принцессу Маргариту, и прекрасную ювелиршу…
– Черт возьми! – пробормотал он. – Да, я встану на колени!
Он преклонил колено перед Нанси, взял ее руку и поднес к губам.
– Превосходно!.. – воскликнула девушка. – Мой любезный кавалер… садитесь…
Она отняла у него руку. Генрих попробовал было удержать ее, но рука Нанси выскользнула из его ладони, словно угорь.
– Вы прелестны, – сказал Генрих, – и красивы, как ангел.
– Вы находите?
Принц обнял Нанси за талию, но девушка вырвалась и снова расхохоталась.
– Доверие принцессы Маргариты не простирается так далеко…
Эти слова еще больше вскружили голову юному принцу.
– Как это? – спросил он.
– Вы знаете, что я изображаю принцессу Маргариту…
– Я думаю только о вас, – сказал Генрих. – Вы очаровательны!
– Я это слышала не раз.
– И если бы вы полюбили меня…
– Нет, мой прекрасный кавалер. Я не могу…
– Почему?
Принц окончательно потерял голову. Он снова взял Нанси за руку и сел рядом с ней.
– Да потому, что я не светская дама и не принцесса! Я бедная дворянка, у которой только и есть, что белые зубки, белокурые волосы и голубые глаза. Я ищу мужа, а не обожателя, месье де Коарасс.
– Быть может, мы могли бы договориться, – сказал принц.
– Быть может, вы были бы прекрасным мужем, – сказала Нанси, – но я не хочу выходить за вас по трем причинам…
– Неужели?!
– Девушка, приносящая в приданое только свою красоту, не должна выходить за дворянина, у которого, вероятно, нет ничего, кроме шпаги.
Генрих улыбнулся.
– Скажите вторую причину.
– Я не хочу охотиться в чужих владениях…
Генрих вспомнил, как накануне он стоял на коленях перед принцессой Маргаритой.
– Браконьерство имеет свою прелесть, – возразил он. – А третья причина?
– Ах, третья причина самая важная.
– Неужели?!
– Да… и я не скажу вам ее!
– Тра… та… та! – прошептал принц. – Вы признаете себя побежденной.
– Если вы думаете так, то я скажу вам, господин де Коарасс.
– Послушаем!
– Я не вправе располагать собой.
– Боже мой! – воскликнул принц. – Бедный Рауль!
Нанси покраснела.
Генрих взял ее за руку.
– Извините меня, – сказал он, – охотно обманываешь женщину, которую не любишь, и еще охотнее – женщину, которую любишь… Однако это не дает права нарушать обещания. Вы же так очаровательны, что я чуть не забыл своего слова, данного Раулю…
– Я ведь не сказала, что это Рауль.
– Но лицо ваше сделалось таким серьезным, что у меня не остается сомнений.
Нанси опустила голову.
– По крайней мере, не говорите ему об этом, – попросила она.
– Будьте спокойны…
«Какая досада! – подумал Генрих. – Напрасно я обещал…»
– Господин де Коарасс, – начала Нанси насмешливо, – знаете ли, что вы большой ветреник?
– Вот как!
– Да, вы уже десять минут здесь и еще не спросили меня…
– Зачем я здесь, так ведь?
– Именно. Ну так вы здесь потому, что принцесса не могла предвидеть происшествия, взволновавшего весь Лувр.
– Что же случилось?
– Король разгневался из-за убийства на улице Урс.
– Знаю.
– Флорентиец Рене арестован.
– Как, уже?
– Четверть часа назад. Это поручение взялся выполнить герцог де Крильон. Королева-мать ходит то к себе, то к принцессе Маргарите…
– Понимаю. Зачем же вчера…
– Вы слишком любопытны…
– Черт возьми! – воскликнул принц.
– Так как вы узнали мою тайну, – посерьезнела Нанси, – мне лучше стать вашим другом.
– Я и так ваш друг.
– Правда?
– Я вынужден довольствоваться этим, так как Рауль…
– Тс!
Нанси закрыла своей маленькой розовой ручкой рот Генриха.
– Если вы еще раз назовете это имя, то ничего не узнаете.
– Я буду нем. Говорите.
– У принцессы Маргариты вчера не было мигрени, и она ничем не была занята…
– Она могла бы принять меня?
– Конечно.
– Отчего же…
– Отчего женщины капризничают? Принцесса Маргарита боялась…
– Кого?
– Вас…
У Генриха застучало сердце.
– Друг мой, сердце женщины всегда остается загадкой. Сердце принцессы полно странностей и слабостей… Третьего дня вы видели ее высочество в первый раз. На этом балу она присутствовала против своего желания и потом проплакала весь день.
Генрих умел понимать с полуслова.
– Она плакала, глядя в сторону Лотарингии, – сказал он с лукавой улыбкой.
– Возможно…
– А после бала?
– Она уже не плакала, но была задумчива. Вы обещали ей рассказать про наваррский двор.
– Я сдержал свое слово.
– Да, прекрасно сдержали.
– Разве я оскорбил ее?
– Боже мой! – воскликнула Нанси. – Если бы вы ее оскорбили, то не были бы здесь…
– Но отчего же вчера…
– Заговорила совесть, – пробормотала камеристка. – Лотарингия силилась уцепиться за какую-нибудь ветку.
– И что же эта ветка?
– Сломалась.
Генрих покраснел. Нанси рассмеялась.
– Вы любите принцессу Маргариту – так же как она вас.
– Нанси!
– Не оправдывайтесь, мой легкомысленный мотылек. Если хоть раз увидишь ослепительную красоту принцессы Маргариты – неизбежно обожжешь и крылышки, и сердце.