Железная маска Шлиссельбурга

Христофор Антонович не только волевой и целеустремленный военный, но и как человек с годами остроты разума не утратил. Наоборот — чуть ли не каждую неделю подавал Екатерине Алексеевне всевозможные проекты по обустройству государства Российского, детально проработанные и выверенные. Предлагал даже направить его Сибирским губернатором с целым планом воплощения задуманных им реформ.

Неуемной энергии человек!

Такие люди смертельно опасны в сложившейся ситуации, потому что всегда смогут переломить ее в свою пользу. Искушение для губернаторов и полковых командиров будет слишком велико — царю Иоанну Антоновичу есть, что им предложить. А за возможность резко возвыситься, многие будут готовы рискнуть, да к чему славословия — уже приняли к исполнению манифест и распоряжения императора.

В отличие от братьев Орловых Василий Иванович освобожденного из «секретного каземата» Иоанна Антоновича, иначе как императором не называл. Но то, только мысленно, произнеси он такую крамолу вслух — смерти подобно, ему это не простят.

Но делать что то надо, с каждым часом позиции Иоанна Антоновича усиливаются — «бабье царство» народу надоело до отрыжки, тем более, что принятый закон о «болтунах» крепко повредил репутации Екатерины, которая чуть ли не на всю страну открестилась от желания стать женой уже покойного Григория Григорьевича, ведь злые языки тут же ее окрестили «графиней Орловой». Вот для того, чтобы заставить всех болтунов и острословов «прикусить» языки, и, не подумав, издали этот закон, что полностью повторял подобный указ государыни Елизаветы Петровны. Вот только в расчет не взяли, что трон под новой царицей не прочен.

— Вас сопроводят к лекарю, Алексей Григорьевич — надо вынуть пулю. Императрице я сообщу о вашем ранении! О мятеже ей доложит чуть раньше граф Панин — гонцы уже отправлены.

Выставив Алехана за дверь, Василий Иванович задумался. В том что узник действительно Иоанн Антонович, никто сомневаться не будет — тот же Миних и Берг, что видели его в каземате, к самозванцу не примкнут. А если так, то вера их словам будет — так что не стоит издавать грозного указа о поимке «Гришки» или «Ивашки». Будет только хуже — армия и дворянство не поверит, а сама Екатерина Алексеевна станет в их глазах самым натуральным самозванцем — ибо прав на престол не имеет по праву рождения, а фактически отодвинув от него собственного сына.

— Надо раздавить мятеж, пока он вширь не разросся! Иначе будет поздно, — пробормотал Суворов и прикинул — в гвардии десять батальонов пехоты и четыре, да уже только четыре, эскадрона Конной гвардии. Солдат гарнизона, и тем более матросов, привлекать категорически нельзя — изменят сразу, как только послушают манифест Иоанна Антоновича. Давить немедленно — если к мятежу присоединятся полки, стоящие в Новгородской губернии, гарнизоны и ланд-милиция, то гвардия не устоит. Более того, гвардейцы тогда сами свергнут Екатерину Алексеевну, его благодетельницу. А вот этого генерал Суворов не желал категорически.

— Надо немедленно обговорить, — Василий Иванович поднялся из-за стола — он решил немедленно объехать шефов и командиров гвардейских полков, чтобы выработать план наступления на Шлиссельбург. А еще ему было что сказать аристократам, чтобы отвратить их от предательства царицы, благо было чем их напугать и что предложить…

Глава 8

— Я рад тебя видеть в здравии, государь! Ты совсем не изменился, когда мы с покойным императором Петром Федоровичем посетили тебя в каземате. Только глаза стали другими, — фельдмаршал Миних напомнил Ивану Антоновичу Железного Дровосека из знаменитой сказки, про волшебную страну с великим и ужасным Гудвином, которую довелось читать в детстве. Крепкий, лицо словно вырублено топором, суровое, выдубленное сибирскими морозами и житейскими невзгодами, опаленное сгоревшим порохом сражений. Взгляд жесткий, оценивающий, много чего повидавшего в жизни старика — «а на что ты способен?»

«Да, знаменитое высказывание Остапа Бендера — «посмотрите на мощного старика, это гигант мысли, отец русской демократии и особа, приближенная к императору» — в ироническом контексте совершенно не годится. А вот в прямом, самое то — полностью соответствует. Суровый дядька — такой мне настоятельно необходим», — Иван Антонович посмотрел в глаза Миниха, и тут нахлынуло — чужой памятью он его увидел стоящим чуть позади маленького человечка в парике. И слова сами нашлись, когда в его памяти чужая картина жизни стала отчетливой.

— Когда вы были в каземате, ты стоял за спиной слева моего брата Петра, которого убили по приказу его собственной жены. Я смотрел на вас и усердно изображал из себя дурака, пуча глаза. Вот так, — Иван Антонович изобразил из себя реципиента, старательно отогнав собственные мысли. И тут же нахлынули чужие эмоции…

— Ты такой и был, это так, — глухо произнес Миних, но глаза свои не отвел в сторону, продолжал смотреть прямо. — Не знали мы, что ты нас тогда дурачил. Что же, я тогда хотел сказать царю…