Железная стена. Израиль и арабский мир

В Иерусалиме изгнание советских советников было истолковано как исчезновение военной возможности Египта и как оправдание израильской стратегии "затягивания". Общее мнение, по словам Аббы Эбана, заключалось в том, что "Садат получил эмоциональное удовлетворение за счет своей стратегической и политической мощи". Нарушение военной организации, в которой советские офицеры играли столь важную роль, несомненно, ослабило бы египетский боевой порядок вдоль Суэцкого канала. Египет, лишенный советского присутствия, также представлялся менее грозным политическим противником". Гидеон Рафаэль, генеральный директор Министерства иностранных дел, не разделял ни этих сангвинических интерпретаций советского исхода из Египта, ни безмятежных перспектив их авторов. Он выдвинул версию о том, что Садат рассматривал Советский Союз как тормозящий фактор, а не как сторонника военных действий, и что он изгнал советских советников для того, чтобы вернуть себе свободу действий. Рафаэль остался в меньшинстве.

Эбан был склонен согласиться с мнением большинства о том, что удар Садата по Советскому Союзу ударит бумерангом, что он уменьшит силу Египта и укрепит позиции Израиля. Но он не разделял мнения о том, что новая ситуация оправдывает политику дипломатического простоя. Он предупредил, что дипломатический вакуум может привести к политической турбулентности в регионе. Предупреждение Эбана осталось без внимания. Во второй половине 1972 года вся дипломатическая активность в отношении ближневосточного конфликта была приостановлена. В Иерусалиме была введена дипломатия на истощение. Сам Эбан признался редакции газеты The Jerusalem Post, что Израиль не планирует никаких мирных инициатив: "Лучшая политика Израиля в настоящее время - это позволить президенту Египта Садату "попотеть", при этом круг его альтернатив будет постоянно сужаться, что в конечном итоге приведет его к переговорам с самим Израилем". Такая политика оттягивания действительно сузила круг возможностей Садата, но в конечном итоге она привела его не к столу переговоров, а к полю боя.

Готовясь к войне, Садат предпринял последнюю попытку убедить Америку оказать давление на Израиль, чтобы тот принял его условия политического урегулирования. Он направил своего советника по национальной безопасности Хафеза Исмаила с секретной миссией в Вашингтон. Генри Киссинджер, сменивший Уильяма Роджерса на посту госсекретаря, провел ряд встреч с Исмаилом в период с конца февраля 1973 года по конец мая. Две беседы с королем Хусейном сопровождали первую встречу Киссинджера с Исмаилом. 1 марта состоялась встреча Голды Меир с президентом Никсоном, после которой она провела подробные переговоры с Киссинджером. Таким образом, в первые месяцы 1973 года Киссинджер, несколько не по своей воле, оказался втянут в лабиринт ближневосточной дипломатии.

Нежелание Киссинджера выступать посредником между арабами и израильтянами, возможно, было связано с тем, что сам он был евреем, а значит, должен был восприниматься арабами как произраильтянин. Но Киссинджер гордился своей способностью формулировать внешнюю политику, исходя из интересов, а не идеалов или чувств. Реальная причина его нежелания заниматься дипломатией заключалась в том, что он принял израильский тезис о том, что тупиковая ситуация на Ближнем Востоке отвечает как американским, так и израильским интересам, и что она работает против Советского Союза и его арабских союзников.

Изложение условий Египта Хафезом Исмаилом не оставило у Киссинджера поводов для оптимизма. Король Хусейн оказался более сговорчивым. Киссинджер описывает затруднительное положение короля с пониманием и сочувствием:

Хусейн неоднократно заявлял о своей готовности заключить мир с Израилем. Но, несмотря на тайные контакты, он оказался в тупике. Хусейн стал символом судьбы арабских умеренных. Он оказался зажатым между неспособностью вести войну с Израилем и нежеланием делать общее дело с радикалами. Он был готов к дипломатическому решению, даже щедрому, но Израиль не видел стимулов для переговоров, пока Хусейн был один. Любой возврат завоеванных территорий казался ему менее безопасным, чем статус-кво. А Западный берег реки Иордан с его историческим наследием вызвал бы ожесточенные внутренние противоречия в Израиле - Национально-религиозная партия, без которой правящая коалиция не могла бы править, была категорически против возвращения любой части Западного берега.