Железная стена. Израиль и арабский мир

На вопрос о том, можно ли примирить эти две группы основных интересов, Эхуд Барак и Шломо Бен-Ами ответили по-разному. Эти два человека были близкими политическими союзниками. Бен-Ами занимал сначала пост министра общественной безопасности, а затем министра иностранных дел, и на протяжении всей жизни правительства он был одним из главных участников как тайных, так и официальных переговоров с палестинцами. Барак считал, что если палестинцам будет предоставлена достаточно большая территория для создания своего государства, то они откажутся от права на возвращение. Бен-Ами считал, что главными для палестинцев являются не территория, а Иерусалим и беженцы, причем именно в таком порядке; он также полагал, что Арафат может быть готов пожертвовать беженцами ради Иерусалима. Поэтому он предложил вынести вопрос об Иерусалиме на стол переговоров в самом начале, чтобы изучить возможность выработки сбалансированного пакета. Барак, напротив, уклонялся от ответа на вопрос об Иерусалиме, поскольку это был наиболее чувствительный и эмоционально насыщенный вопрос, а также потому, что, по его мнению, израильская общественность не была готова к компромиссу. Бен-Ами казалось, что в подходе Барака к переговорам с самого начала было заложено противоречие: с одной стороны, он уклонялся от решения вопроса об Иерусалиме, наиболее важного на конференции, а с другой - хотел, чтобы палестинцы подписали соглашение об окончательном и бесповоротном завершении конфликта. Такой подход также противоречил одной из рабочих установок премьер-министра. В прошлом он всегда утверждал, что промежуточные соглашения не устраивают Израиль и что все вопросы должны быть решены вместе в одном окончательном пакете. Теперь же он, похоже, ожидал окончательного решения всех вопросов, но только промежуточного решения по Иерусалиму. Одним словом, Барак был противоречивой личностью, сочетавшей в себе навязчивое стремление к всеобъемлющему урегулированию и внутренний страх пойти на далеко идущие уступки, без которых всеобъемлющее урегулирование невозможно.

Высшие военные чины были категорически против каких-либо уступок, которые, по их мнению, могли бы поставить под угрозу безопасность Израиля. Как военнослужащие, они в первую очередь заботились о силе сдерживания ЦАХАЛа и имели узкий военный взгляд на ситуацию. "Капитуляция" Барака перед "Хизбаллой" в виде приказа об одностороннем выводе войск из Ливана еще больше усилила их стремление не допустить новой капитуляции, не дать Бараку встать на скользкий путь умиротворения. Значительная группа объединилась вокруг идеи о том, что Израиль никогда не сможет удовлетворить максималистские требования палестинцев, что конференция, следовательно, неминуемо провалится, и что за этим последует какое-то насилие, Арафат может даже начать войну. Из этой оценки следовало, что Израиль должен готовиться к войне, а не к миру. Моше ("Буги") Яалон, глава центрального командования и бывший директор военной разведки, был самым влиятельным членом этой группы; бригадный генерал Амос Гилад, ястребиный руководитель исследовательского отдела военной разведки, был еще одним ее ведущим членом. В критический момент эти офицеры отвернулись от мира как стратегической цели и делали все возможное, чтобы увлечь за собой своих гражданских хозяев. Как заметил один из представителей военной элиты, их логика больше напоминала принуждение к капитуляции, чем заключение мира с противником.

Трудности усугублялись запутанностью мышления премьер-министра и его негибкостью, которую он проявлял до и во время саммита. Он отверг просьбу Арафата дать ему больше времени на подготовку основы, полагая, что с помощью американских "мирных процессоров" ему удастся изолировать и загнать в угол своего соперника и продиктовать ему условия окончательного урегулирования. Особенно сильно Барак давил на Билла Клинтона, предсказывая, что в условиях "скороварки" саммита президент сможет "расшевелить" Арафата и заставить его пойти на соглашение. Клинтон и Олбрайт отнеслись к этому скептически: Барак сделал такое же предсказание относительно способности президента поколебать Хафеза Асада. Первая встреча с Бараком 11 июля оказалась разочаровывающей. Он был в раздраженном настроении и предпочитал, чтобы в первые дни ничего не предпринималось. Он считал, что нужно позволить давлению на Арафата нарастать до тех пор, пока не наступит кризис, а затем переходить к эндшпилю. Это было противоположно американскому подходу, который заключался в том, что Арафату нужно было что-то сделать в самом начале, чтобы привлечь его к себе и побудить к конструктивным переговорам. А они не знали, в чем заключался эндшпиль Барака, потому что он им об этом не говорил.