На свое тройное поражение в ООН, в кабинете министров и в партии Шаретт отреагировал телеграммой из Нью-Йорка: он подал заявление об отставке с поста министра иностранных дел. Бен-Гурион, однако, отказался принять его, и Шаретт остался на своем посту. Этот драматический шаг Шарета должен был продемонстрировать его недовольство действиями правительства и пренебрежением к его авторитету. Он также должен был предупредить своих коллег о том, что непродуманные заявления могут нанести ущерб престижу и международному положению Израиля. Сам Шаретт считал, что резолюция ООН неосуществима и не будет принята, поэтому Израилю неразумно и не нужно идти на конфронтацию с этой всемирной организацией. Бен-Гурион отверг эти аргументы. Он гораздо серьезнее относился к резолюции ООН и считал, что ответ Израиля должен быть незамедлительным и решительным. В его глазах высшей целью было закрепление Иерусалима в качестве столицы Израиля, и ради этого он был готов пойти на риск столкновения с ООН.
В то время даже близким коллегам Бен-Гуриона по партии не было ясно, что за его напористой публичной позицией скрываются глубокие внутренние сомнения и тревоги. В своем дневнике он признавался, что решение по Иерусалиму было одним из самых сложных и судьбоносных решений, которые ему когда-либо приходилось принимать, поскольку оно предполагало не просто неповиновение ООН, а конфронтацию с мусульманским, католическим и советским миром. Это была кампания, в которой Израиль, впервые за всю свою недолгую историю, был поставлен против всего мира. Если бы мир пошел своим путем, рассуждал Бен-Гурион, то 100 000 евреев оказались бы за границами государства Израиль. Более того, потеря Иерусалима была бы только началом. За ней последовало бы международное давление с требованием вернуть беженцев и поставить под международный контроль другие религиозные места, а в итоге - потеря независимости и анархия. Таким образом, Иерусалим стал важнейшим пробным камнем. Если бы Израиль победил резолюцию ООН, то вопрос о границах был бы решен, и давление по поводу репатриации беженцев прекратилось бы: «Наш успех в Иерусалиме решит все международные проблемы вокруг государства Израиль».
Последующие события показали, что Бен-Гурион сильно преувеличивал опасность, заложенную в резолюции ООН. Столь же необоснованными были и его надежды на то, что успех в Иерусалиме решит все международные проблемы Израиля. Израиль выиграл эту конкретную битву, но война за Иерусалим должна была продолжаться десятилетиями. Как и давление на Израиль с целью заставить его уступить территорию и принять беженцев. Оценка Шаретта была гораздо более взвешенной и реалистичной. Неразрешенные разногласия по этому вопросу надолго отбросили тень на отношения между этими двумя людьми.
Мирные переговоры с Иорданией
Холодная война привела к усилению участия и соперничества великих держав на Ближнем Востоке. Это, в свою очередь, осложняло поиск путей урегулирования между Израилем и арабами. Так, во время Лозаннской конференции на Израиль было оказано сильное давление со стороны американских членов ПКК с целью заставить его пойти на уступки арабам. Несмотря на то, что ПКК не был распущен, Лозанна стала сигналом того, что ООН не удалось добиться всеобъемлющего урегулирования арабо-израильского спора. Мирные переговоры продолжались и после Лозанны, но в основном это были секретные переговоры между Израилем и отдельными арабскими государствами.
Из всех двусторонних переговоров наиболее продолжительными и перспективными были переговоры с Иорданией. Секретные встречи израильских и иорданских делегатов в Лозанне подготовили почву для прямых переговоров, которые начались в ноябре 1949 года и продолжались с перерывами до смерти короля Абдаллы в июле 1951 года. Большинство встреч проходило в зимнем дворце короля в Шуне, недалеко от моста Алленби. Главным иорданским участником переговоров, помимо короля, был Самир Рифаи, занимавший пост министра королевского двора, а затем премьер-министра. Главными представителями Израиля на переговорах были сотрудники МИДа Реувен Шилоах и Элиас Сассон. В некоторых переговорах также принимали участие генеральный директор МИДа Вальтер Эйтан, начальник Генштаба Игаэль Ядин и генерал-майор Моше Даян. Когда Элиас Сассон стал министром в Турции, его место занял его сын, Моше Сассон, чтобы обеспечить элемент личной преемственности в отношениях с королем Абдаллой. Сэр Алек Киркбрайд, британский министр в Аммане, дал следующий обзор этих переговоров на высшем уровне:
Гость [Реувен Шилоах] приезжал из Иерусалима на машине, присланной королем, обедал за королевским столом вместе с премьер-министром, а затем удалялся с ним в предбанник для обсуждения, которое казалось бесконечным. Король Абдулла обычно не спал до тех пор, пока мог держать глаза открытыми, надеясь на какой-то положительный результат. Обмен мнениями обычно заканчивался около трех часов ночи, после чего Шилоах возвращался за линию фронта. Я удивлялся тому, как много времени удавалось отнять у двух участников дискуссии.