Железная звезда

— Вы же знаете, что это неправда. Бывает так, бывает иначе. Словом, за три тысячи долларов я могу убрать Т. Н. У. из ее уведомления. Еще за пять могу сделать освобождение от работы до времени, когда ее дети пойдут в старшие классы.

Сентиментальность. Скидка в 50 процентов — а я даже не проверил его счета. Сначала мне показалось, что этот ее отчим — миллионер. Но тогда бы он добывал индульгенцию, а не сидел в Першинг-сквере.

Он смерил меня долгим, внимательным, недоверчивым взглядом — обывательская практичность взяла свое. Спросил:

— Как нам убедиться в этом?

Можно было ответить, что перед ними король в своей профессии, лучший из всех индульгентщиков, гениальный хакер с магической хваткой, который может войти в любой компьютер и заставить его плясать под свою дудку. И это было бы чистой правдой. Но я сказал одно: они должны решать сами, а я не могу предъявить никаких удостоверений и рекомендаций, но, если он пожелает, могу все сделать, хотя, с другой стороны, мне все равно, если его дочь останется при своем Т. Н. У.

Они отошли в сторону и минуту посовещались. Вернулись. Он молча отвернул рукав и подставил свой имплантат. Я проверил его кредитный счет: 30 штук. Восемь переправил на свои счета — половину на счет в Сиэтле, половину на лос-анджелесский. Затем взял запястье женщины — оно было не толще двух моих пальцев,— вошел в ее компьютер и внес туда индульгенцию, которая спасала ей жизнь. Для пущей уверенности дважды проверил надежность записи — ведь можно обмануть клиента совершенно случайно. Правда, со мной такого еще не бывало, но я не хотел, чтобы эта клиентка стала первой.

— Уходите,— сказал я.— Поезжайте домой. Ваши ребятишки проголодались.

— Если бы я могла вас отблагодарить...

— Мой гонорар уже в банке. Уходите. Если повстречаемся, не здоровайтесь.

— Это сработает? — спросил старик.

— Вы сказали, у вас есть друзья, которые кое-что могут. Обождите семь дней, затем сообщите в банк данных, что дочь потеряла уведомление. Получите новое и попросите своих приятелей его декодировать. Тогда и убедитесь.

Думаю, он не поверил. Думаю, он был почти уверен, что я отжулил четверть того, что старик накопил за долгую жизнь. Его глаза сверкали ненавистью. Что ж, мне не привыкать. Через неделю узнает, что я действительно спас жизнь его падчерице, и рванет в сквер, чтобы извиниться за свое гнусное отношение ко мне. Но тогда я буду уже не здесь, а далеко-далеко.

Они потащились к восточному выходу из парка, раза два останавливались и оглядывались, словно я мог обратить их в соляные столбы.

Этих заработков мне должно было хватить на неделю, которую я собирался провести в Л.-А. Однако я стал оглядываться, надеясь подработать еще немного. И зря.

Этот клиент был настоящей серой мышкой — из тех людей, которых вы ни за что не выделите в толпе: серые редеющие волосы, кроткая, извиняющаяся улыбка. Но в глазах некое сияние. Не помню, то ли он первым заговорил со мной, то ли я с ним, но и минуты не прошло, как мы стали обиняками прощупывать друг друга. Он сказал, что живет в Сильвер-Лейк. Я ответил безразличным взглядом. Откуда мне знать всю эту кучу лос-анджелесских пригородов? Он добавил, что приехал, чтобы встретиться кое с кем в доме правительства на Фигероа-стрит. Очень хорошо: видимо, подает апелляцию. Клиент?

Затем он пожелал узнать, откуда я прибыл.

— Путешествую,— сообщил я.— Ненавижу сидеть на одном месте.

Чистая правда. Мне необходимо пиратствовать, иначе я рехнусь, но если стану работать в одном месте, то фактически приглашу полицию выйти на мой след, и тогда все, мне конец. Этого я ему не сказал. Ответил:

— Приехал из Юты вчера вечером. До того был в Вайоминге. Может, поеду в Нью-Йорк.— И то, и другое, и третье было ложью.

Он взглянул на меня так, словно я собрался на Луну. Здешние не часто выбираются на восток. В наше время большинство никуда не ездит.

Зато он понял, что у меня есть пропуск либо я могу каким-то образом получить его. Именно это он и хотел вызнать. Минуты не прошло, а мы уже приступили к делу.

Он сказал, что вытянул новое направление на работу — шесть лет, мелиорация соляных залежей около Моно-Лейка. Народ мрет, как мухи.

Чего он хочет? Направления в пристойное место вроде Отдела эксплуатации и развития, непременно внутри Стены, предпочтительно в каком-нибудь округе у океана, где воздух чист и прохладен.

Я назвал цену, и он без колебаний согласился.

— Давайте свое запястье,— велел я.

Он протянул мне правую руку, вверх ладонью. Пластинка имплантата у него была установлена на обычном месте — бледно-желтая, но более округлая и с чуть более гладкой поверхностью, нежели стандартные. Я не придал этому значения. Приложил свою руку к его руке, как делал тысячу раз до того. Запястье к запястью, контактная зона к контактной зоне. Наши биокомпьютеры соединились, и я мгновенно понял, что попал в беду.