— Вот фигурка Тота, писца богов с головой ибиса, — бормотал он в самозабвении исследовательского азарта. — Держит в руках тростник, чтобы записать результаты взвешивания. А рядом, трехликое чудище, это Аммит, «Пожиратель мертвых». Оно ожидает, когда сможет съесть сердце Ани, если его сочтут недостойным. Душа Ани в виде сокола с человеческой головой, вот она, на постаменте.
— Я говорю, ты разбираешься в египетских древностях?
— Да как сказать… Знаешь, есть такой анекдот. Сидят трое мужичков, выпивают. Один говорит, я в ВДВ служил! У меня «черный пояс» по каратэ! Сто пятьдесят прыжков совершил! Нас готовили забросить прямо на Пентагон! А другой говорит, ух ты! Зато я в погранвойсках служил! Нас всем видам восточных единоборств обучали! Водить любые машины! Стрелять из всех видов оружия! А третий, сидел-сидел, и говорит. «А нас в армии учили скромности!»
Отсмеявшись, Карамелла прочитала на рукаве его куртки надпись, спросила:
— Так это ваша фирма всем так помогает? Будто церковь какая. Сейчас много таких развелось.
— Помогает? Нет, какая фирма… церковь… что ты говоришь! Нам в качестве шефской помощи куртки выдали. Я в Муниципальном управлении работаю по неоновой рекламе. «ИНТЕР-Свет», это, можно сказать, «внутренний свет». Я отключаю световую рекламу силой взгляда, на расстоянии. В общем, психический импульс. Посыл. Блуждающие токи. Дюролайт.
— Что-о?! — Карамелла достала из сумочки солнцезащитные очки в модной оправе, нацепила на переносицу. Глаза ее утонули за зимней голубизной стекол, взгляд стал отчужденным. Он отразился в зеркальной поверхности. Небритый, с помятым от недосыпания лицом.
— Ну, не всю рекламу можно отключить, как обычно. А оттого расход электроэнергии. Дюролайт — это провод для световой рекламы. В нем блуждающие токи, остаточное электричество. Все некачественное, на всем экономят. Я социальную рекламу имею в виду, понимаешь? На нее деньги из бюджета выделяют. Но муниципалыцикам тоже жить надо, а некоторым, я о чиновниках говорю, и икорку на хлебушек с маслом положить, верно? И для Муниципалитета очень выгодно. Не надо устанавливать все эти «релешки», они горят то и дело. А за счет меня, пожалуйста, включай — выключай. И деньги вроде целы на бумаге, и чиновники сыты! Одно время я внизу работал, в подземке, по антитеррору. Чувствую различные устройства, если что-то взрывное, к примеру. Провода, электродетонаторы, батареи.
— Видишь все насквозь? Так ты экстрасенс, значит… — она была удивлена и, он не мог ошибиться, встревожена его словами.
— Да почему все так думают, «насквозь»? Нет, такого не бывает! И к экстрасенсам не имею никакого отношения. Это как бы сенсорное восприятие, настрой на электромагнитные импульсы.
— То есть… но это невозможно! Отключать на расстоянии? взглядом? Что ты несешь, Другман? Или кто ты есть на самом деле? Ну помог мне, поднес чемоданы и спасибо! Дальше я сама доберусь, — она зябко повела плечами, словно хотела стряхнуть наваждение.
— Не отключаю я никакого электричества! Я представляю, внутренним зрением вижу… как это объяснить? Течение электронных потоков, холодные и теплые линии, сплетение ярко-красных и голубых нитей… Я размыкаю цепь.
Взгляд Карамеллы, словно прожег ледышки ее очков, она отодвинулась в сторону.
— Но ведь это феномен? — спросила в растерянности. — И при чем здесь Муниципалитет, реклама? Странно как-то. Никогда бы не подумала.
— А что мне, в цирке выступать? Отключать сигнализацию дорогих иномарок для угонщиков? Настраивать игровые автоматы на выигрыш? Это так кажется, что-то необычное, феномен, чудо! А мне с этим жить! Я часа два поработаю, да еще пешком сколько километров намотаешь, у меня боли в спине, я умираю. Когда это все случилось… после катастрофы. Травма. Я в авиакатастрофу попал. Самолет упал в море. Нас сбили ракетами. Да об этом сколько говорили, писали. Южнокорейский «Боинг». Я, наверное, один, кто остался в живых. Несколько часов болтался в море. Но я был пристегнут к креслу, пролетел на нем после взрыва, как на планере. А еще кусок обшивки, запасной выход и аварийный трап, колбаса такая надувная, он сработал автоматически. Я на нем все время проплавал, пока спасатели подошли. Удар о воду был очень сильным, но кресло смягчило его. А потом, потом… что было, не помню. Шок, кома. Надо самому выживать.
Он замолчал. Она думала о чем-то своем.
— Подожди, подожди… — наконец нарушила молчание. — А как ты в нем оказался, в этом самолете? Что за дикая история?!
— А что такого? Мне из Нью-Йорка в Сеул надо было. От рабочей молодежи послали представителем в Комитет защиты мира. Сначала побывал в Нью-Йорке, а потом в Сеул. Молодежь в защиту мира, все такое. По комсомольской линии. Да ладно, что вспоминать… — с невольным раздражением махнул рукой. — Всю жизнь наискосяк. Слава богу, живой. Да и не помню ничего особенного. Как шарахнуло.
Может, кофе будешь? — прервал он затянувшуюся паузу.
— А у тебя все с собой?