Железные Лавры

История должна повториться: теперь нас станут использовать в заговоре против грозной василиссы Ирины. Кто станет, здесь выяснить сложнее, чем в утлом замке графа Ротари. Но выяснить необходимо для общего земного спасения, а когда то выясним, тогда и действовать. Как? Как Бог на душу положит. Иначе вовсе ничего не получится.

И правда, крепла мысль, что, если мы слишком уж дотошно все продумаем, то уж точно ничего не получится. Вернее, получится совсем плохо для каждого и – вот она, гордыня! – плохо для нашего престола от порфировой плиты под ним до самой короны на главе нашей василиссы, а для моей опешившей совести – и подавно.

И вот, что мне за дверями, уже в отдалении от них, ответит бард Турвар Си Неус:

- Верно. Мы в водовороте. Воронка все ближе, вращение все быстрее. События грозят повториться, и то – подтверждение. В водовороте тоже чрез каждый оборот примечаешь одно и то же дерево на берегу. Да только до него не дотянуться. На сей раз удрать бы, а не замышлять подвиги. Отныне вижу в себе дурака не лучше ярла. Так у него хоть силы есть на десять преданий.

По муравьиным ходам Дворца за нами неотступно, на расстоянии пятнадцати шагов, следовали два молодых легких стражника, способных догнать и зайца. Не за моей душой они тянулись – тут я был своим, чересчур своим, плоть от плоти, камень от камня. В сей золотой клетке я был свободен скакать по всем шесткам, где угодно, кроме запретных палат василиссы. Но барду, родившемуся в истинной воле, было не по себе – вот у него и были теперь глаза птицы, вылезшей лишь одной головою из ячеи силка и так стянутой силком до последнего удушья. Стражники тянулись за ним, они знали пределы силка.

- Хотел ли ты, славный бард Турвар Си Неус, вправду, стать певцом при властителе мира, окаменевшем на своем троне, на высоте, с какой можно только падать вниз? При его стопах, на ступеньке у самого края пропасти? – вопросил я в лице барда самого себя, ибо себе задал вопрос куда короче: «Желал ли ты вправду той воли, о коей грезил?»

- Опыт иссушает жажду желания, - не смутившись, отвечал бард, еще больше печалясь мутневшим мёдом глаз.

- Или же твое чаяние было просто плевком через плечо в Беовульфа, который изгнал тебя за правду грядущего? – не пожалел его, ибо тем вопросом вопросил себя самого: «Не тщился ли ты рясу свою втереть черным бельмом в глаза старшему брату своему, сам знаешь зачем?»

- Мы с ярлом любим плеваться через плечо, - искусно привлек бард на помощь ярла Рёрика Сивоглазого, коего тоже неспроста одолело сонное видение об удачной женитьбе на дочери императора. – Плевать через плечо – то как крепко грести вёслами прочь от водоворотов.

Теперь они вдвоем составляли пару непобедимых бедолаг. И я годился им в компанию, только сомневался, возьмут ли.

- Украсть бы у него теперь меч! – Так вдруг, как в детстве, объяло меня, воспламенило всего безудержное желание набедокурить во Дворце. «Это еще зачем?» - задним умом окликнул сам себя.

- Это еще зачем? – живым, плотским эхом откликнулся и бард.

Приметил, что стражники издали коротко поклонились мне. Дали понять, что дальше барду нельзя: коридор вел к церемониальному залу Магнавры, где чужакам делать нечего (там, кто не знает, до восточных ворот недалеко, а я стремился выйти в Город через дверцу как раз при тех вратах Халке, дабы все, кому не лень да и – по должности, видели, что из Дворца открыто, ни от кого ни таясь, выходит таковая знатная фигура, как сын покойного силенциария Филиппа Феора, верного слуги престола). Но первым остановился сам бард, почуяв спиною, что дальше идти не позволено.

Остановка породила разумное объяснение опасному озорству:

- Все задуманное здесь сильными мира сего в пику друг другу сливается против их расчетов в один общий поток, и этот поток сокрушит всех, - Вот какая смутная картина увиделась мне в те мгновения. – Нам нужно свалить в поток большой камень… Очень большой камень, коему под тяжесть и в мощь его – заткнуть всё русло. Просто свалить – и посмотреть, что будет.

- «Нам» - это кому? – тяжко вздохнул, будто устал от своей трезвости и ясности ума бард. – Мне бы теперь только на волю. Довольно. Все уразумел.

- Не порвешь сеть, уже не вылетишь, - вместо «потока» предложил барду более доходчивый для него образ. – Все не вылетим. Сами виноваты.

- Уж ты-то, жрец, кажется, обрел все, что желал, - не сдержался, перебил меня бард, - Был галкой, а теперь тебе всякий пестрый павлин-фазан позавидует.

Какой гнев мне удалось сдержать, слава Богу! Видать, начал стареть, раз сдержал. Только и ответил:

- Большего оскорбления, бард Турвар Си Неус, и придумать было невмочь! Был бы ярлом – тотчас бы разрубил тебя мечом, как морковку, даром что черного окраса, какой и я сам носил и люблю, а вскорости верну себе.

Мед в глазах барда растопился, он отступил на шаг и принес извинения с поклоном. Стражники оценили издали мое высокое положение в Дворце.

- И кто же теперь будет красть у ярла его меч? – примирительно вопросил бард. – И не страшась оказаться морковкой.