Железные Лавры

Несколько времени спустя врата изнутри напрочь заткнул крытый зимний паланкин. Засомневался, а пройдет ли он чрез врата наружу, но умелые слуги вынесли весомый короб без задержек. Кто бы ни сидел в той крепкой скорлупе ореховой мякотью – кланяться ему не собирался, ибо, хотя не был покуда господином положения, но по положению уж точно приходился господином.

Около меня ширмочка паланкина сдвинулась – и из него выглянул, не высовывая главы из тьмы, логофет Никифор.

- Добрая нечаянная встреча – добрый знак, Иоанн, - первым засвидетельствовал логофет. - Все дороги в мире сем ведут во град Константинов, а все дороги во граде Константина, Бог видит, ведут в Обитель геронды Феодора.

- Светлейший логофет, радуюсь тому, что дороги ныне столь оживлены, - намекнул я ему, - ибо прямы и не ведут к бегству.

Логофет только кивнул из полутьмы, коротко задумавшись над моим ответом, чему я порадовался втайне. Он изрек:

- Надеюсь, Иоанн, что обратная дорога во Дворец тоже будет прямой и не ведущей к бегству.

- И не слишком запруженной людом и гужами, - поддержал его.

На сию «приписку» Никифор стремглав улыбнулся и столь же стремительно отдал знак трогаться дальше. Мы разошлись.

Двор Обители был весь затоптан дворцовой амброй. Лицо геронды Феодора казалось уставшим.

- Ох, знать бы загодя, Иоанн, что ты приведешь сюда столько важных просителей! - вздохнул геронда Феодор.

Так и остолбенел от его слов.

- Прости, Иоанн, сын Филиппов, выражусь точнее: они потянулись за тобой не по твоей вине и воле, - сказал геронда Феодор.

- Прости меня, грешного, геронда! – бухнулся перед крёстным отцом.

Геронда благословил меня и поднял вопросом:

- У отца совета просил? Опять мучаешься?

- Что мне делать, геронда? – простонала в груди душа.

- Чего ты опасаешься в таких одеждах, Иоанн? – изрек с улыбкой геронда. – Ведомо, что не по тебе одежка, но претерпи.

- На такую одежку липнут мухи слухов и замыслов, - не сдержался я. – Что мне делать с заговором? Разве мне под силу развести его руками, как льдины в замерзшей кадушке? Разве не видно, геронда, что в чужих взорах на престол тлеет злое нетерпение?

- На все воля Божья, Иоанн, - снова вздохнул геронда Феодор и жестом пригласил меня присесть на лавочку в притворе.

Не будь то геронда, невольно услышал бы, по греху своему, в таких святых словах беспечность.

- Учил тебя: если идешь новой, незнакомой дорогой, не торопись, - укорил он меня. – Торопливость опасней недогадливости. Подумай, зачем мог прийти логофет. Я не его духовник.

Если логофет пришел к геронде, то уж заговор совсем налицо – одна и та же мысль жужжала у меня в голове, как назойливая оса. Проверяет на ощупь логофет всякий камень, о который может споткнуться на пути к исполнению замыслов. Не решался сказать так прямо геронде, что лезло в голову, смотрел на него, хлопая глазами и надеясь, что сейчас он одним словом разрешит меня от опасений и загадок – как расслабленного словом своим поднимет с одра.

- Верно сомневаешься, - поддержал меня геронда, чего я не заслуживал никак, и вот имел сказать нечто, от чего все разумение мое онемело: - Он просил дать тебе благословение стать силенциарием.

Рот мой раскрылся сам собою – дыхание замерло в груди ослицей бессловесной.

- Закрой рот, бес влетит, - сказал геронда. – Не сегодня же тебя силенциарием назначат. Поучиться придется, но по ступеням-степеням быстро пойдешь. Ты умом шустрый, глазом острый, ухом по небу водишь.

Сердце и утробу мою испытывал геронда Феодор. И усугубил испытание:

- Когда к твоему покойному брату Зенону в краткую бытность его силенциарием приходил исповедовать его во Дворец, в храм Богородицы Маяка, нередко, грешен, воображал невольно тебя на его месте. Тебя-то, Иоанн, силенциарием куда радостней было бы мне исповедовать.

Совсем в те мгновения упал сердцем, совсем обессилил, совсем изнемог, хребет стал таять, поясница тестом поплыла, едва не сполз зыбкой плотью со скамейки в пол. Одна бы парчовая одёжка осталась поверх студня.

- Укрепись, укрепись, Иоанн, - на мое счастье, крепко встряхнул меня за плечо твёрдой своей десницей геронда Феодор. – Тебе ли теряться перед обстоятельствами? Вижу, вижу, от какого искушения ты ныне свободен. Потому-то, дабы на его место семь других, злейших оного, не явилось, и дам тебе благословение. Но – совсем на иное, о чем еще не ведаешь.

Стукнуло мое сердце раз, стукнуло второй, словно стучалось ненадежным должником в дверь к заимодавцу.

- На что же, отче? – вопросил скрипом пересохшей гортани.

- А на всё то, что сам захочешь учинить, когда выйдешь за порог Обители, - твердо изрек геронда Феодор. – Только уж не подведи меня перед Господом нашим, Иоанн. Как твой покойный отец говорил – «не испорти замысел о тебе». Мне же за твои проказы потом отвечать.

Скамейка подо мною вдруг сделалась чашей стенобитного онагра, уже готовой швырнуть смертоносный груз на стену вражеской цитадели. Камнем выходило быть мне, Дворцу – вражеской крепостью.

- Геронда! – только и выдохнул теплое слово вместо того болотного стона, что уж скопился в утробе.