Железные желуди

Они проговорили до первых солнечных лучей, потом об­нялись, и Войшелк, пообещав, что каждую седмицу будет слать известия о себе, продолжил путь: сначала к князю Даниилу Галицкому и дальше - в Полонинский монастырь. Еще не простыли его следы, как примчался с малой свислочской дружиной Некрас.

- Где Войшелк?

- В пути на Галичину.

- Почему не приказал убить его?

Далибор укоризненно посмотрел в глаза младшему бра­ту, сказал, сдерживая гнев:

- Ешь свой хлеб земной спокойно, не то впрок не пойдет.

Но Некрас, подученный, скорее всего, отцом, Изяславом Васильковичем, не слушал его, кричал:

- Войшелка надо догнать! Догнать и убить! Зачем ты выпустил его из рук?

- Затем, что он - правитель Новогородокской земли. Правитель волею новогородокского люда - бояр и смердов.

-А ты кто? - злобно прохрипел Некрас. - Подручный князек у пришлого торбохвата? Не теряй времени поеха­ли, схватим Войшелка.

- Ты что, мало натрясся в седле за день? - примиритель­но улыбнулся Далибор.

Однако Некрас словно не слышал брата - разворачивал дружину.

Комья серого влажного снега брызгали из-под тяжелых копыт.

- Спутайте ему коня! - приказал Далибор и, когда воло­сяное путо решило все вопросы, произнес короткую речь: - Приглашаю тебя, мой любимый единоутробный брат, разделить со мною хлеб-соль. Хорошо, что я с дружиной оказался у тебя на пути, не то быть бы большой беде. Ты, извини, как тот смерд-лесовик, - дальше топора и колоды ничего не видишь.

Походный стол долго ли накрыть? Братья в молчании пили и ели. Но даже отменная еда колом становилась у старшего в горле. "Тот ли это Некрас? - краем глаза наблюдая за младшим, думал Далибор. - Куда девался ласковый красавчик-мальчуган с румяными щечками и синими доверчивыми глазами, с которым мы собирали землянику, рвали цветы!.. Как он жаждет власти, как рвется к ней! Он бы и меня, родного брата, без раздумий посадил на цепь в зловонной подземной клетке, лишь бы заделаться великим князем новогородокским. Я знаю имя таким людям. Жернасы они, ненасытные, алчные дикие кабаны. Такие никогда, ни при каких обстоятельствах не допустят мысли, что на земле может найтись кто-то более достойный, более ум­ный, чем они. Более достойным и умным жернасы при пер­вой возможности перегрызают глотку, а сами сыто хрюкают и обрастают жиром в сером болоте жизни".

Так и возвратился Некрас в Свислочь ни с чем. Скрипя зубами, пожаловался отцу, князю Изяславу, что был бы уже Войшелк у него в руках, но Далибор ни-ни не поспособст­вовал этому, а наоборот - спутал коня, насильно усадил его, Некраса, за стол, долго и неискренне угощал и все твердил, что Новогородокской земле, чтобы сохранить себя в бурях быстролетного времени, надо быть верной Войшелку Миндовговичу, уповать на него.

- Дурень! - зло сплюнул Изяслав Свислочский.

Не так-то и просто было догадаться, кого он имел в виду. Но Некрас легко и беззаботно подумал, что речь, конечно же, идет о Далиборе.

А тот после отъезда младшего брата без промедления повел свою дружину в Новогородок, где, как ему донесли, вспыхнул мятеж во главе с братолюбом Алехной и Курилой Валуном, и с ходу навалился на мятежников. Полилась кровь. Гудело про­мерзшее железо мечей и щитов, когда княжеская дружина во­рвалась в посад. Бродяги и пьянчужки, примкнувшие к мятежу, сразу разбежались, позабивались кто куда - в ямы для зерна, в истопки, даже в собачьи будки. Их вытаскивали за ноги вязали. Курила же Валун с Алехной и преданными ему братолюбами разобрали несколько домов, перегородили бревенчатой стеной улицу и отбивались почти два дня с упорством отчаянья. Дали­бора особенно поразила ярость его недавнего слуги и телохра­нителя. Несколько раз он высылал вперед самых голосистых своих дружинников, и те, прикрываясь щитами, кричали, что­бы Курила Валун положил свой меч к ногам князя: будет, мол, ему за это высокая милость и прощение. Никто не отвечал, лишь однажды сам Курила высунулся из-за оборонительной стены и гаркнул:

- Поди прочь, князь! И знай: невмоготу нам было тер­петь ваши с Войшелком проделки.

Но огонь и пороки-камнеметы, поставленные Далибором, взломали стену. Почти всех ее защитников, в том чис­ле Алехну, искрошили, как капусту. Остались в живых Ку­рила Валун, израненный, подпаленный огнем, да неболь­шая горстка его единомышленников. Связанного Курилу подвели к князю.

- Ну что, хорошо гульнул? - сурово щурясь, спросил Да­либор.

- Славно, - ответил Курила Валун. - Да, видать, в последний раз.

- Неблагодарный пес! - вызверился Далибор.

- Псом никогда не был, даже твоим, - с достоинством возразил Курила,...

- Пролил кровь моих людей? Прольешь за это и свою, - успокаиваясь, проговорил Далибор и приказал: - Лишить его десницы, в которой он меч на князя поднял.

Куриле отсекли правую руку и отпустили: иди куда хочешь. Побелевший богатырь, обмотав культю чистой холстиной, по­дался на подворье золотаря Ивана, нашел там Лукерью, сказал, заметно волнуясь, неотрывно глядя ей в лицо:

- Полюбишь ли меня такого? Я и одной рукой смогу хлеб добывать и женушку крепко обнимать-миловать. Од­нако все в твоей воле.