Железные желуди

И тут же, словно услыхав каким-то чудом эти слова, за земляным валом и бревенчатым палисадом Руты ударили колотушками по дубовым доскам, подвешенным на верев­ках из звериных жил, короче - ударили в била. Их торжест­венно-тревожный голос полетел над рекою Рутой, над пу­щами, над болотными хлябями. Дружины Хвала и Войшел­ка уже вместе продолжили путь...

Город Миндовга и впрямь ждал их. Песчаная река дороги влилась в мощные дубовые ворота, врезанные в вал. Ворота щетинились угрожающими клыками кабанов и волков, вбитыми в темное от дождей и дыма дерево. Фигура Пяркунаса, выпиленная из толстого дубового комля, венчала все это сооружение. Бог-громовержец, сжимая в руке ог­ненную небесную стрелу, пристально взирал на всех, кто въезжал и входил в принадлежащий ему и Миндовгу город. По обе стороны ворот горели негасимые костры, обращая в черную золу дубовые поленья. Над кострами были воздвигнуты навесы, чтобы ни дождь, ни ветер не смогли сбить священное очистительное пламя. Вайделоты и вайделотки в белых одеждах лили в костры смолу-живицу, бро­сали хворост. Знич, вечный огонь, не должен был погас­нуть, исчезнуть, как не угасает солнце, как не угасают сест­ры его, падучие звезды-знички, над Новогородком и Лит­вой. Догорит одна, глядь - летит вслед за нею вторая, раз­брызгивая золотистый свет в ночном бездонном небе. Из мрака могил виден сынам наднеманских пущ этот свет. Не­бо на восходе и небо на западе озарены им.

Неподалеку от ворот стояла дубовая башня-бакшта вы­сотою в пять копий. На нее в торжественный, судьбонос­ный час восходил главный священник (а таковым в Руте был кунигас Миндовг), чтобы объявить народу волю богов. Помимо Пяркунаса, бога войны, властелина молний и верхних вод, тут почитали Калвелиса и Мянулиса, а также бога бурь и ветров Вейяса. Поклонялся здешний люд и Лауме - богине, которая славилась необычайной красотой, жила на облаке и после дождя распускала на себе пояс - яркую семицветную радугу.

Рядом с бакштой рос дуб - единственное дерево, кото­рому было дозволено войти в город. В одну из гроз Пяркунас пустил с неба стрелу и опалил дубу голову. Считалось, что тем самым он указал на своего избранника. Дуб, холм, молния, огонь, меч, конь - таковы были испокон веку здешние святыни.

И лишь два человека в языческой Руте тайно молились Христу: Миндовгова жена Ганна-Поята, дочь тверского князя, и Войшелк. Была у них своя каморка, где висела икона и горели восковые свечи и о которой знал один Мин­довг. Узнает о ней и Далибор, но это позже.

Посланцы Новогородка спешились, прошли вблизи свя­щенных костров. Далибор слышал, как один из вайделотов, обращаясь к костру, говорил: "Хвала тебе, Огонь, Сын не­ба, Отец всего сущего, разрушитель твердого, противник холодного".

Рута стояла на высоком речном мысу, отгородившись от поля валом из дубовых и сосновых клеток-горок, доверху набитых глиной и камнями. У подножья вала змеился глубокий ров, наполненный зеленоватой теплой водой. Там драли горло лягушки.

Улица, ведущая к двухъярусному княжескому терему, была выстлана широкими деревянными плахами. По обе стороны ее тесно стояли дома бояр и старших дружинни­ков, мастерские ремесленников. Хибарки челяди лепились к терему, как моллюски-прилипалы - к корабельному дни­щу. Тут же была большая конюшня для войских коней.

Далибор с воеводой Хвалом и Косткой шли к Миндовгу. Вот-вот княжич увидит грозного кунигаса, от одного взгля­да которого многие, если верить слухам, падали без чувств.

К его удивлению, Миндовг встретил новогородокцев не в своем роскошном тереме, а в простой хижине-нумасе, в ка­ких от веку жили и живут те из его соплеменников, кото­рые ходят за сохой. Скромный нумас, бревенчатый, с четы­рехскатной соломенной крышей, стоял впритык к стене бо­гато изукрашенного терема. Посланцы переглянулись. Ко­стка, хмыкнув в усы, прошептал:

- Медведь, чем его ни прельщай, все прется в свою бер­логу.